Тьма под кронами. Сборник древесных ужасов - [22]

И заходит внутрь.

Меньше чем через час лейтенант просыпается и бредет в туалет. Первые солнечные лучи освещают разбитое стекло на полу, смятое белье, шприц возле одной из тумбочек. Лейтенант сонно трет глаза. Казарма пропахла колбасой и сивухой, на койках храпят несколько человек.

Шаркая шлепанцами, он направляется в туалет. По пути решает заглянуть одним глазком в комнату переговоров. Интересно, как парни поразвлекались там с этой новенькой? Прошлые девки не протягивали и пары дней. Лейтенант пускает газы, и морщится от спазма в животе. Добирается до двери и открывает ее.

Поначалу он не может понять, что именно видит. Пол дрожит и уходит из-под ног. Прежде чем лейтенант успевает понять, что земля и в самом деле трясется, длинный и крепкий корень пробивает плитку и вторгается ему в задний проход. Лейтенант выгибается дугой, хватается за ствол, пытается выдернуть из себя, но дерево прорывается сквозь кишечник, дальше и дальше, пока человек не насаживается на сук, как рыба на острогу.

Следующие несколько кошмарных секунд он чувствует, что вес тела давит вниз, что корень продирается сквозь внутренности к горлу, что по ногам стекают кровь и фекалии. А потом дерево распускается внутри человека. Ветки прошивают межреберные мышцы, раздирают глотку. Слезы блестят в закатившихся глазах.

Из казармы доносятся крики. Корни душат военных, залезают в глаза и рты, рвут на куски, во все стороны летят кровь и куски дымящегося мяса. Вскоре здание рушится и проваливается под землю.

* * *

А в нескольких километрах к северу Костя просыпается. Асфальт под ногами ходит как палуба в качку, голова раскалывается. Он тянется к больному месту, нащупывает волокнистые стебли, затылок слишком мягкий, а потом Соня отводит его руку.

— Малая, что…

— Тише-тише, все закончилось, все хорошо, — она опускается на колени и целует его в губы. Пробирается под одежду, вспахивает кожу, и сама раскрывается навстречу, растворяется в нем, пока не становится невозможным определить, где кончается одно тело и начинается другое. А потом они замирают, непохожие, но все же объединившиеся, чтобы напитать собой пробуждающийся мир…

Юрий Погуляй «Древо»

Я не заметил, когда все началось. Шел первый месяц лета, в городе воцарилось тепло, и небо стало чуточку светлее. Я одержимо мечтал об отпуске, которого не видел уже третий год, и все свободное время висел в телефоне, проглядывая различные предложения туроператоров. Приценивался. Разочаровывался. Вновь искал.

И крутился в ежедневной суете, как лемминг в центрифуге. Работа и мечты о путешествии, дорога домой с прикованным к экранчику смартфона взглядом, поздний отход ко сну, ранний подъем и новый цикл. Жизнь шла своим чередом по протоптанной колее, никак не соприкасающейся с окружающим миром.

Поэтому когда в лифте мне сказали:

— Дашенька моя тоже убегла. — Я вздрогнул от неожиданности и бесцеремонности чужого вмешательства в мой отработанный ритм. А также удивленный тем, что в лифте есть кто-то еще кроме меня.

Со мною поднималась крошечная старенькая Савельева с третьего этажа, когда-то давно я даже дружил с ее внучкой. В школе еще. В памяти осталась только фамилия.

— Найдется, не волнуйтесь, — выдавил я из себя растерянно.

— Нет, Юрочка. Третий день ее нет. Всегда на второй возвращалась, лапушка моя. Никогда так долго не гуляла. Скорее всего, там же она, где и остальные.

В тот момент я не понял ее слов. Для меня это все было банально и скучно. Старушка переживала за свою кошку, как и положено женщине, чьи дети давно улетели из гнезда и звонят лишь по праздникам, а муж, прожившей с нею почти полвека — ушел на встречу с Всевышним после инсульта.

— Ничего, вернется, — сказал я. — Это же кошка. Они всегда возвращаются.

Она покачала крошечной головой в смешной шапочке, посмотрела мне в глаза:

— На сердце неспокойно что — то, Юрочка. Дурное грядет, — устало и ужасающе серьезно произнесла она, вновь перепутав мое имя. Двери лифта открылись, Савельева вышла на площадку, и мы пожелали друг другу доброго вечера.

Только на следующий день, во вторник, я понял, о каких «остальных» говорила старушка с третьего этажа. Доска объявлений у парадной пестрела сообщениями о пропаже домашних любимцев. Собачки, кошки, попугаи. На самой двери, на уровне ручки скотчем кто-то прилепил записку с сердечками и фотографией пушистого персидского кота. Детской рукой на ней было старательно выведено: «Помогите найти Барина!».

В среду объявления покрывали дверь целиком. Здесь искали даже крысу Пирата и шиншиллу Шушу. Будто чья-то злая воля высосала из окрестных дворов всех любимцев разом, не глядя на породы и виды. А в четверг за ярмарку несчастья принялся наш дворник, коротышка откуда-то из Средней Азии. Я возвращался домой, когда увидел, как тот обдирает с дверей пугающие призывы о помощи.

— Черт знает, что происходит, а? — сказал я, остановившись.

Он вздрогнул, испуганно посмотрел на меня, затем быстро отвернулся и, втянув шею в плечи, принялся с ожесточением скоблить металл, отколупывая намертво прилипшую бумагу.

— Нелюбители домашних животных какие-то у нас объявились, похоже, хе. Есть любители, а есть, хе-хе, нелюбители.