Тьма над Петроградом - [2]

Мосье Жано выглянул в зал и скорбно поджал губы. Опять мало народу! Дела идут скверно, что и говорить. Впрочем, ему еще грех жаловаться. Его ресторан под названием «Прекрасная булочница» находится на бойком месте. Ресторан небольшой, но кухня вполне приличная, мосье Жано совсем недавно прибавил повару жалованье. На поварах экономить не следует, хотя это и влетает в копеечку. Зато официантом пришлось взять мальчишку, которому и дела нет до работы. Вот и сейчас два посетителя ждут, пока их обслужат, а этот паршивец небось переглядывается с хорошенькой горничной из дома напротив. Девчонка, конечно, недурна – задорные глазки, высокая грудь, мосье Жано и сам поглядывает на нее с удовольствием. Но надо же ведь и совесть иметь.

– Гастон! – рявкнул хозяин в глубину кухни.

Мальчишка возник на пороге, не успев стереть с лица улыбку. Выглядел он обычно, как выглядят все официанты, – белая курточка, зализанные бриолином волосы. Гастон перекинул через руку салфетку и ринулся в зал.

В ресторане было малолюдно. Прошло время обеда, когда деловые люди торопливо поедали фаршированных цыплят, запивая их недорогим вином. Сидела в углу зала пожилая пара: он – с большим животом, который с трудом обтягивал жилет, она – в старомодной шляпке, с седыми буклями. Мосье Жано видел наметанным глазом, что эти двое из провинции, приехали навестить детей или просто проветриться. Хотя у кого после этой проклятой войны есть лишние деньги, чтобы просто приехать – погулять по Парижу? Ужасное время, старики болеют, молодежь зла и невоспитанна.

Господин Жано тяжко вздохнул, наблюдая, как мальчишка-официант чуть не споткнулся, подскочив к вновь пришедшим клиентам. Двое мужчин, один – прилично за пятьдесят, но по виду еще крепкий, держится с достоинством, неторопливые движения человека, уверенного в себе и в собственном бумажнике. Одет хорошо, но неброско, добротный костюм, пенсне на носу, похож на профессора.

Таких клиентов мосье Жано очень даже уважает. Его спутник гораздо моложе, в районе тридцати, и выглядит не так благополучно. Нет, конечно, костюм его в свое время был сшит у очень хорошего портного, но зоркий глаз мосье Жано отметил, что брюки обтрепались снизу, да и весь костюм слегка поношен. Молодой человек тщательно выбрит, и белая сорочка чиста, но не накрахмалена, уж не стирает ли он сам свои сорочки? Впрочем, мосье Жано ничему уже не удивляется в наше ужасное время… Вот, кстати, и башмаки у молодого, хоть и тщательно начищены, давно просят починки…

Двое за столиком сделали заказ и по уходе официанта продолжали прерванный разговор.

– Рад вас видеть, Борис Андреич, в добром здравии, – говорил пожилой, похожий на профессора, – однако вид у вас обеспокоенный. Похудели что-то со дня нашей последней встречи, побледнели…

Борис втянул носом упоительные запахи, доносившиеся из ресторанной кухни, и сжал зубы. Есть хотелось до головокружения, потому что с утра, кроме чашки кофе, у него не было во рту ни крошки.

Напротив него сидел его давний знакомец Аркадий Петрович Горецкий и улыбался мягкой необязательной улыбкой. Глаза его из-под пенсне смотрели на Бориса благодушно, и выглядел он этаким добрячком. Однако Борис Ордынцев прекрасно знал, что Аркадий Петрович Горецкий вовсе не такой добрый и мягкий, каким хочет казаться в данный момент.

Борис хорошо знал Аркадия Петровича. Они познакомились еще до революции, когда профессор Горецкий читал в Петербургском университете уголовное право, а Борис был студентом. Потом случилась одна революция, за ней вторая, началась Гражданская война, университет закрыли, всех знакомых разметало по миру, как осенние листья.

Отец Бориса профессор Ордынцев умер еще до мировой. Мать Борис похоронил страшной зимой восемнадцатого года, распродал остатки мебели, которые не сжег в печке, и подался на юг в поисках сестры Вари. Младшую его сестренку тетка увезла к себе в имение в Орловской губернии, потому что Варя была очень слаба после воспаления легких и не выжила бы в сыром и холодном Петербурге.

Борис болтался по стране почти год, пережил голод, сыпняк, бегал от бандитов и красных, чудом сумел перейти границу на Украине и очутился в Феодосии, где к тому времени базировались силы Добровольческой армии генерала Деникина. И там-то они и встретились с Аркадием Петровичем Горецким, который был теперь не профессором, а полковником, состоял при штабе Деникинской армии и выполнял особые поручения начальника штаба генерала Лукомского.

По подозрению в убийстве, которого он не совершал, Бориса забрали в контрразведку. Там-то и произошла встреча с Горецким. Далее на долю Бориса Ордынцева выпало столько опасных приключений, что хватило бы на десять человек. Борис сумел все преодолеть и даже оказался полезным Горецкому, за что тот и пригласил его работать на себя, мотивируя это тем, что, выполняя сложные секретные поручения, Борис принесет больше пользы Белому делу, чем если бы он сражался в окопе с винтовкой в руках.

Судьба хранила Бориса, его не зарубили махновцы в степях Украины, он нашел сестру Варю, которая спасла его от расстрела, их с верным другом Петром Алымовым не утопили красные в Новороссийской бухте. Но после отставки Деникина и панического бегства Белой армии из Новороссийска что-то сломалось в душе Бориса. Предательства генералов невозможно было простить, Борис разошелся в полковником Горецким и поступил в полк.