Тито Вецио - [28]

Слуга, не понимая слов приказа, стоял на месте. Альбуций встал, подошел и дал ему пощечину. Слуга вздрогнул. Тито. Вецио, улыбнувшись, сказал ему:

— Не бойся, бедный Мапа. Пусть эта пощечина, которой наградил тебя мой гость, даст тебе свободу.[59] Отныне ты можешь располагать собой, как угодно.

— Значит благодаря моей пощечине на свет появился еще один отпущенник. Неприятный сюрприз для нашего города, в котором их и так расплодилось чересчур много, — брезгливо сказал аристократ.

— Странно, милый Альбуцио, ты провозглашаешь себя эпикурейцем и в то же время с таким презрением относишься к невольникам, которых наш учитель любил, жалел, и защищал всю свою жизнь, и после смерти даже завещал всех до единого отпустить на свободу.[60]

— А мне кажется, что такая точка зрения на природу рабства слишком опасна и создает массу неудобств, — сказал стоик Сцевола, который, как софист и консерватор полагал, что невольники, несмотря на то, что они точно такие же люди, являются законным имуществом своих господ. — Я бьюсь об заклад, что Вецио со своим прекрасным учением не сумеет нам подсказать чем же заменить это учреждение, которое мы унаследовали от предков и обязаны сохранить для потомков.

— Чем я могу заменить его? Мудростью, да, мудростью, кормилицей, данной нам нашей матерью — природой. Задача мудрости в том, чтобы облегчить жизнь, устранить все препятствия, бороться со страданиями и отдалить смерть. Ей надлежит удесятерить нашу силу, довести независимость до такой степени, чтобы ждать благодати от нее, а не от жертвоприношений богам невежества и суеверия.

Сказав это, Вецио щелкнул пальцами по столу, и через мгновение, будто по мановению волшебной палочки, стол опустился под пол, в то время как потолок зала открылся и сверху опустилась исполинская корзина, наполненная цветами, венками, ожерельями и браслетами. В то время комната наполнилась облаками душистых благовоний. Гости восхищенно оглядывались по сторонам.

— Что это значит?

— Неужели мы в царстве Цирцеи?[61] Лишь бы нас не превратили в животных.

— Что касается уважаемого Альбуцио, он только выиграет от такой метаморфозы, — вскричал Сцевола.

— А это что двигается из-под пола?

— Стол, уставленный сладостями и фруктами.

— Прекрасно, чудесно. А какая удивительная музыка!

— Тито, раскрой нам секрет, в котором мы напрасно пытаемся разобраться.

— Как открылся этот пол? Как исчез и снова появился стол? Откуда взялись облака благовоний? А ваза, друзья мои, вы забыли про вазу!..

Желая остановить этот поток вопросов, Тито Вецио предупреждающе махнул рукой.

— Друзья мои, мудрость, о которой я только что говорил, на минуту приподняла край своей хламиды. Чтите ее. Видите этот тяжелый, массивный стол. При помощи самой простой машины[62] всего один человек легко поднял и опустил его. Другим, не менее простым механизмом открывается потолок. Привели в действие третий — и вот уже вся комната заполнена редким ароматом. А вот эта безделушки я прошу вас принять на память обо мне. Эти звуки, которые так понравились вам, не тяготят груди и горла невольников, их тоже производит всего один человек, ударяя по клавишам гидравлического органа.[63] Вот вам, дорогие гости, маленькое доказательство того, чего может достичь человек, когда в жизни своей он прежде всего опирается на мудрость.

— Ну, Тито, тебе принадлежит эта корона. Я только царь, а ты — полубог, — с искренним восторгом вскричал Альбуцио, возложив свой венок на голову Вецио.

— Ах, Тито, дорогой Тито, как бы я хотел стать взрослым, чтобы подражать тебе и делать так же много прекрасного, — вскричал, хлопая в ладоши, маленький Лукулл.

— Мальчик подает большие надежды! — сказал Помпедий — посмотри, какая у него восторженная физиономия. Не кажется ли тебе, — продолжал он, обращаясь к Гутуллу, — что он родился для подвигов, мужества, доблести и наслаждений?

Помпедий был хорошим предсказателем. Этот мальчик впоследствии действительно станет знаменитым полководцем, отличным философом и вместе с тем самым утонченным ценителем роскоши и наслаждений в мире.

Между тем слуга-распорядитель, нечто вроде управляющего или дворецкого, поспешно вошел в зал и, подойдя к Тито Вецио, что-то шепнул ему на ухо. Эта сцена не ускользнула от внимания гостей, прежде всего Метелла и Гутулла. Первый вопросительно посмотрел на молодого хозяина, а второй приподнялся было с ложа, но Тито взглядом показал ему, чтобы он оставался на месте.

— Извините, друзья мои, — сказал, вставая, хозяин, — но я вынужден на несколько минут покинуть вас. Альбуцио, которому я снова возвращаю корону, надеюсь, сумеет заменить меня.

Сказав это, Тито Вецио вышел.

— Это, верно, она, — подумал Квинт Метелл, наблюдая за уходившим другом.

— Должно быть, ничего опасного, — размышлял в свою очередь Гутулл, иначе он не заставил, бы меня остаться.

Тито, выйдя из триклиния, снял холстяной хитон, надел темную тунику и набросил на плечи коротенький плащ. Двое слуг освещали ему факелами дорогу через портик и сад к восточной части здания.

— Ты пригласил ее в маленький кабинет, Ойкос? — спросил молодой человек управляющего.

— Да, господин.