Титаник. Псалом в конце пути - [34]

Шрифт
Интервал

* * *

— Зачем ты бросил в реку эти бумажки?

Над водой нависает толстая ветка; на ней сидит Джейсон и бросает в реку обрывки бумаги — дождь из разорванных писем и фотографий, течение подхватывает и уносит их прочь.

Девочка стоит на берегу и с удивлением смотрит на него.

— Что ты делаешь, Джейсон? — спрашивает она. — Ответь мне. Что ты все время так важничаешь!

— Я не важничаю, мне просто надо от этого избавиться, — отвечает Джейсон, не глядя на нее.

Он достает из кармана еще одно письмо, бросает на него взгляд, складывает вчетверо и медленно рвет на части.

— Это письмо, — тихо говорит она.

— Да, Чиппева, это письмо, — соглашается Джейсон. Если она спросит, от кого письмо, я ее ударю, думает он.

— И фотографии.

— Да, Чиппева.

Больше она не спрашивает. Темные, пытливые глаза смотрят на него. Он сидит на ветке, рвет письма и следит, как они падают в воду, разлетаются по ней и уплывают, словно лепестки. Неожиданно проступают какие-то слова, написанные аккуратным, красивым почерком, — ты, я, мы. Теперь это бессмысленные слова, растворившиеся в составных частях языка, в его атомах; в междометиях, глаголах, артиклях. Та же судьба постигает и фотографии — твердые темно-коричневые обрывки падают из его пальцев в воду. В противоположность обрывкам бумаги они сразу тонут. Нос, шея, кусочек платья. Все погружается в черноту и уносится прочь.

Она все еще стоит на берегу и смотрит на него.

— Вот так, — говорит он, когда исчезают последние обрывки. — Вот их и нет. — Он поворачивается к ней, и она видит, что он плакал.

— Чиппева, — говорит он. — Мэри… — По-настоящему ее зовут Мэри, и она живет по соседству с усадьбой Чедуиков. — Мэри, — тихо, почти с мольбой произносит он.

— Что?

— Не смотри на меня. Ты не должна видеть того, что я сейчас сделаю. Потому что… — Он хочет сказать, что она этого не поймет, но она уже отвернулась и стоит к нему спиной.

— Так? — спрашивает она.

— Да, — шепчет Джейсон. Потом снова наклоняется над водой, достает что-то из кармана, какой-то предмет, который лежит у него В руке, как куриное яйцо. Он слышит, как тикают часы, слышит, несмотря на шум реки. Потом, размахнувшись, бросает старые часы далеко в воду, они исчезают беззвучно и не оставляют на поверхности никаких кругов. Река тут своенравна.

Джейсон слезает с ветки на берег. Чиппева все еще стоит к нему спиной.

— Теперь можешь обернуться, — разрешает он. — Больше смотреть не на что. Только на реку.

Она оборачивается, и он видит, как ее взгляд шарит по поверхности воды.

— Как здесь красиво, — говорит она.

— Да.

— Тебе грустно? — осторожно спрашивает она.

— Нет, Чиппева.

Она коротко кивает. Они молчат. Потом она робко улыбается:

— Мой отец всегда говорит, что нельзя дважды войти в одну и ту же реку.

— Наверное, он где-нибудь это вычитал.

Она, не понимая, смотрит на него.

— Да, но ведь это та же самая река, — говорит она.

— Конечно, — соглашается он. — Та же самая. Все время только вода. Та же река. Всегда одна и та же река.


Она всегда была рядом с ним, все каникулы, с первого раза, как он приехал сюда, тогда они были еще детьми. Чиппева, Мэри. Дочь лавочника. В будни она выглядела нарядной в своей серой школьной форме, и вместе с тем, говоря о ней, тетя Мейбл прибегала к странному эвфемизму, называя ее «свеженькой деревенской простушкой». Сначала Джейсон ошибся в Чиппеве, принимая ее совсем не за то, чем она была на самом деле. Он убегал от нее, ведь он всегда избегал тех, кто постоянно жил на одном месте, имел дом, устоявшийся образ жизни.

Но она была не такая. Она была дикая, как птицы на пустоши, и непредсказуемая, как ветер и снег; не такая, как остальные дети, она никогда не возвращалась вовремя из своих долгих одиноких прогулок и пропускала занятия в школе, если ее манил к себе день. В селении говорили, что у нее не все дома. Она могла не ответить, когда к ней обращались, и ее родители огорчались, потому что она приходила домой грязная и мокрая после прогулок под дождем; она падала в реку, ездила верхом на жеребенке, лазила по деревьям и всегда была в царапинах. В первые же каникулы Джейсон заметил, что она ходит за ним по пятам, и крикнул: «Ступай прочь, Мэри! Я не хочу играть с тобой!» Ведь он думал, что она, как все, к тому же она была девочка. Он решил, что она не поняла его. Но она мрачно взглянула на него и сказала: «Ты не должен звать меня Мэри, это означает несчастье. Зови меня Чиппева, это имя одного кровожадного индейского племени, они снимают скальпы со своих врагов…»

После этого они часто вместе бродили по пустоши, по берегу, по холмам. Они почти не разговаривали, встречаясь и расставаясь без слов, и никогда ни во что не играли, только бегали наперегонки и дрались. Два диких зверька.

Но то лето было не такое, как прежние.


— Ты знала, что на Юпитере всегда бушуют бури? Что он красный и похож на глаз?

Разгар лета, перед ними раскинулась пустошь, в лесочке и кустарнике ошалело щебечут птицы.

— Ты странный, — медленно говорит Чиппева. — Самый странный из всех, кого я знаю.

— Как ты думаешь, на других планетах есть жизнь? — спрашивает Джейсон. — Во Вселенной встречаются одни и те же элементы, почему бы там не быть жизни?


Рекомендуем почитать
Opus marginum

Книга Тимура Бикбулатова «Opus marginum» содержит тексты, дефинируемые как «метафорический нарратив». «Все, что натекстовано в этой сумбурной брошюрке, писалось кусками, рывками, без помарок и обдумывания. На пресс-конференциях в правительстве и научных библиотеках, в алкогольных притонах и наркоклиниках, на художественных вернисажах и в ночных вагонах электричек. Это не сборник и не альбом, это стенограмма стенаний без шумоподавления и корректуры. Чтобы было, чтобы не забыть, не потерять…».


Звездная девочка

В жизни шестнадцатилетнего Лео Борлока не было ничего интересного, пока он не встретил в школьной столовой новенькую. Девчонка оказалась со странностями. Она называет себя Старгерл, носит причудливые наряды, играет на гавайской гитаре, смеется, когда никто не шутит, танцует без музыки и повсюду таскает в сумке ручную крысу. Лео оказался в безвыходной ситуации – эта необычная девчонка перевернет с ног на голову его ничем не примечательную жизнь и создаст кучу проблем. Конечно же, он не собирался с ней дружить.


Маленькая красная записная книжка

Жизнь – это чудесное ожерелье, а каждая встреча – жемчужина на ней. Мы встречаемся и влюбляемся, мы расстаемся и воссоединяемся, мы разделяем друг с другом радости и горести, наши сердца разбиваются… Красная записная книжка – верная спутница 96-летней Дорис с 1928 года, с тех пор, как отец подарил ей ее на десятилетие. Эта книжка – ее сокровищница, она хранит память обо всех удивительных встречах в ее жизни. Здесь – ее единственное богатство, ее воспоминания. Но нет ли в ней чего-то такого, что может обогатить и других?..


Абсолютно ненормально

У Иззи О`Нилл нет родителей, дорогой одежды, денег на колледж… Зато есть любимая бабушка, двое лучших друзей и непревзойденное чувство юмора. Что еще нужно для счастья? Стать сценаристом! Отправляя свою работу на конкурс молодых писателей, Иззи даже не догадывается, что в скором времени одноклассники превратят ее жизнь в плохое шоу из-за откровенных фотографий, которые сначала разлетятся по школе, а потом и по всей стране. Иззи не сдается: юмор выручает и здесь. Но с каждым днем ситуация усугубляется.


Песок и время

В пустыне ветер своим дыханием создает барханы и дюны из песка, которые за год продвигаются на несколько метров. Остановить их может только дождь. Там, где его влага орошает поверхность, начинает пробиваться на свет растительность, замедляя губительное продвижение песка. Человека по жизни ведет судьба, вера и Любовь, толкая его, то сильно, то бережно, в спину, в плечи, в лицо… Остановить этот извилистый путь под силу только времени… Все события в истории повторяются, и у каждой цивилизации есть свой круг жизни, у которого есть свое начало и свой конец.


Прильпе земли душа моя

С тех пор, как автор стихов вышел на демонстрацию против вторжения советских войск в Чехословакию, противопоставив свою совесть титанической громаде тоталитарной системы, утверждая ценности, большие, чем собственная жизнь, ее поэзия приобрела особый статус. Каждая строка поэта обеспечена «золотым запасом» неповторимой судьбы. В своей новой книге, объединившей лучшее из написанного в период с 1956 по 2010-й гг., Наталья Горбаневская, лауреат «Русской Премии» по итогам 2010 года, демонстрирует блестящие образцы русской духовной лирики, ориентированной на два течения времени – земное, повседневное, и большое – небесное, движущееся по вечным законам правды и любви и переходящее в Вечность.