Титаник. Псалом в конце пути - [26]
Раз уж мы заговорили о религии, на днях я видел интересную космогонию в старом заброшенном храме: бог Шива обнимает Вселенную — Солнце и все небесные тела — своими четырьмя руками, на его губах играет непередаваемо презрительная улыбка. Насколько я понимаю, Шива и разрушитель, и созидатель. Но для более серьезного изучения религии у меня нет времени.
Надеюсь, в школе у тебя все в порядке. Мы с мамой ждем, что ты хорошо сдашь экзамены. Вот тебе задание для следующего письма: напиши коротко о зебу; зебу — это вид рогатого скота, на холке у него жировой горб. Здесь ими пользуются как тягловой силой. Твой…
Джейсон пережил несколько тяжелых недель. Родственникам надлежало договориться, кто из них возьмет на себя опеку над мальчиком; потом в соответствии с завещанием распорядиться оставшимся имуществом; коллеги и друзья доктора Кауарда заказали службу по усопшим, которых поспешили похоронить в Индии. Джейсон вместе с тетей Мейбл, о существовании которой он почти не помнил, сидел в церкви на первой скамье, с невидящим взглядом, сжатыми губами и с красными следами царапин на щеках, и слушал все, что говорилось о докторе Кауарде; оказывается, доктор Кауард был выдающийся человек. От частого повторения это имя стало казаться Джейсону чужим, настолько чужим, что ему почти удалось забыть, о ком идет речь. Этот человек со свойственными ему идеализмом и состраданием к людям, неиссякаемым трудолюбием и волей являлся примером, образцом и источником вдохновения для своих коллег. За честь, за высокую честь почитали они свое знакомство с этим человеком; глубоко потрясенные его безвременной кончиной и вместе с тем благодарные Богу за дружбу с ним, они собрались здесь, чтобы почтить память этого человека и его жены, — Джейсон заметил, что некоторые из этих глубоко потрясенных коллег отца украдкой поглядывали на часы. Тетя Мейбл со скорбными влажными глазами на продолговатом лице смотрела прямо перед собой. Все-таки она была сестрой отца, они вместе выросли в маленькой усадьбе священника на берегу Северна, наверное, они вместе играли, разговаривали, но Джейсон не мог уловить в ней ничего отцовского. В то время ему вообще все люди и все происходящее вокруг представлялось чужим. Все это как бы не касалось его.
С цепенящим душу ужасом он слушал надгробные речи и убеждался, что трогательные и теплые слова не производят на него никакого впечатления.
И потому, когда этот тяжелый час настал, когда заботливые родственники и друзья родителей, в том числе адвокат отца, собрались, чтобы подумать о будущем Джейсона и решить, что следует продать, чтобы обеспечить ему хорошее образование, они обнаружили, что этот осиротевший мальчик вполне покладист и не столь сентиментален, как они думали. Да, он был на диво покладист.
Этот сеанс происходил в доме Джейсона, который в отсутствие хозяев стоял опустевший и запертый. На мебель были надеты чехлы, картины сняты со стен, ковры скатаны и вещи упакованы в ящики и сундуки. Серьезные взрослые люди держали военный советв гостиной, кто-то принес бутылку хереса, херес разлили в принадлежавшие матери маленькие рюмки из тяжелого стекла с серебряными ножками. Теперь серебро потемнело. Джейсон, в черной школьной форме, неподвижно, как истукан, сидел на стуле возле рояля. Щеки у него пылали, по дороге из миссионерской гостиницы, где они жили в эти дни, тетя Мейбл даже спросила, нет ли у него жара. И вот они сидели здесь. Взрослые с трудом находили нужные слова, двигали стульями, покашливали.
Джейсон оглядел комнату. Она была похожа на карикатуру того дома, в котором прошло его детство. Сходства почти не осталось. Она была чужая, уже не его.
Наконец адвокат Скотт проскрипел, что прежде всего следует найти решение, которое наилучшим образом послужило бы интересам Джейсона. Доктор Кауард не был состоятельным человеком, имущество не свободно от долгов, и страховка весьма скромная, но если всем правильно распорядиться, имея в виду реализацию имущества, назначить с общего согласия экономного и… э-э… заботливого опекуна…
Лица присутствующих обернулись к Джейсону, испуганные, серьезные. Джейсон кивнул, такой же серьезный, как они.
— Как мужественно он держится, — тихо проговорила тетя Мэйбл. Она стояла у окна; белые полотняные занавески были отдернуты, и от пронизанного дождем осеннего света комната и лица присутствующих светились бледным приятным сиянием.
— Второй этаж уже сдан, и в дальнейшем следует сдать весь дом, дабы обеспечить Джейсону твердый годовой доход. Вместе с тем владению недвижимостью сопутствует целый ряд обязательств практического и финансового свойства, даже если дом находится в городе… Если же дом продать, а вырученные деньги вложить…
Джейсон наблюдал. Изучал комнату, в которой они сидели. Его наблюдение открыло ему, что это самая обычная комната, ничего особенного в ней нет. Гостиная, каких тысячи. Он подумал о своей комнате в мансарде; он знал, что она стоит пустая, но все-таки поднялся наверх. Он узнал только кровать и ночной столик. Словно увидел собственную старую фотографию. Небо в окне мансарды было белесое. Джейсон закрыл дверь.
Кабачек О.Л. «Топос и хронос бессознательного: новые открытия». Научно-популярное издание. Продолжение книги «Топос и хронос бессознательного: междисциплинарное исследование». Книга об искусстве и о бессознательном: одно изучается через другое. По-новому описана структура бессознательного и его феномены. Издание будет интересно психологам, психотерапевтам, психиатрам, филологам и всем, интересующимся проблемами бессознательного и художественной литературой. Автор – кандидат психологических наук, лауреат международных литературных конкурсов.
Внимание: данный сборник рецептов чуть более чем полностью насыщен оголтелым мужским шовинизмом, нетолерантностью и вредным чревоугодием.
Автор книги – врач-терапевт, родившийся в Баку и работавший в Азербайджане, Татарстане, Израиле и, наконец, в Штатах, где и трудится по сей день. Жизнь врача повседневно испытывала на прочность и требовала разрядки в виде путешествий, художественной фотографии, занятий живописью, охоты, рыбалки и пр., а все увиденное и пережитое складывалось в короткие рассказы и миниатюры о больницах, врачах и их пациентах, а также о разных городах и странах, о службе в израильской армии, о джазе, любви, кулинарии и вообще обо всем на свете.
Захватывающие, почти детективные сюжеты трех маленьких, но емких по содержанию романов до конца, до последней строчки держат читателя в напряжении. Эти романы по жанру исторические, но история, придавая повествованию некую достоверность, служит лишь фоном для искусно сплетенной интриги. Герои Лажесс — люди мужественные и обаятельные, и следить за развитием их характеров, противоречивых и не лишенных недостатков, не только любопытно, но и поучительно.
В романе автор изобразил начало нового века с его сплетением событий, смыслов, мировоззрений и с утверждением новых порядков, противных человеческой натуре. Всесильный и переменчивый океан становится частью судеб людей и олицетворяет беспощадную и в то же время живительную стихию, перед которой рассыпаются амбиции человечества, словно песчаные замки, – стихию, которая служит напоминанием о подлинной природе вещей и происхождении человека. Древние легенды непокорных племен оживают на страницах книги, и мы видим, куда ведет путь сопротивления, а куда – всеобщий страх. Вне зависимости от того, в какой стране находятся герои, каждый из них должен сделать свой собственный выбор в условиях, когда реальность искажена, а истина сокрыта, – но при этом везде они встречают людей сильных духом и готовых прийти на помощь в час нужды. Главный герой, врач и вечный искатель, дерзает побороть неизлечимую болезнь – во имя любви.
Настоящая монография представляет собой биографическое исследование двух древних родов Ярославской области – Добронравиных и Головщиковых, породнившихся в 1898 году. Старая семейная фотография начала ХХ века, бережно хранимая потомками, вызвала у автора неподдельный интерес и желание узнать о жизненном пути изображённых на ней людей. Летопись удивительных, а иногда и трагических судеб разворачивается на фоне исторических событий Ярославского края на протяжении трёх столетий. В книгу вошли многочисленные архивные и печатные материалы, воспоминания родственников, фотографии, а также родословные схемы.