Титаник. Псалом в конце пути - [20]

Как капельмейстер Джейсон научился неплохо разбираться в людях, во всяком случае в музыкантах. Выбирая музыканта, он искал такого, который бы крепко держался на ногах и не боялся качки и в прямом, и в переносном смысле. Кроме того, он должен был хорошо владеть своим инструментом и содержать форму в надлежащем виде. И наконец, было бы неплохо, чтобы он не начинал рассказывать историю своей жизни. Последнее, впрочем, было важно только для самого Джейсона.

Если бы Джейсон мог выбирать, Давид скорей всего не подошел бы ему. Парень наверняка сбежал из дому, здесь он выглядел так же, как бутылка шампанского, оброненная в бассейне порта. Один Бог знает, что их ждет, когда они выйдут в море. Хорошо хоть парень, по-видимому, честный и услужливый. Он без лишних слов пошел со Спотом, когда тот потребовал себе помощника для настройки рояля. Могло быть и хуже. Алексу не стоило так сердиться.

Джейсон снова перевел взгляд на Саутгемптон. Кое-где прощально махало развешанное на веревках белье. Жаждущие зрелищ толпились в порту, чтобы посмотреть, как пароход отойдет от причала.

Джейсон обернулся. Рядом с ним стоял Алекс.

— А я думал, вы приводите в порядок форму.

— Я себя неважно чувствую. Захотелось подышать свежим воздухом.

Джейсон внимательно оглядел друга. Его лицо под светлой бородой казалось серым.

— И еще хотелось посмотреть, как мы будем отчаливать. Это всегда интересно.

Они замолчали и молча смотрели, как по трапу бежали последние кочегары, пропустив на берегу по последней рюмке. На борт доставили последние мешки с почтой. Джейсон глянул на своего верного соратника. Лицо у Алекса было уже не такое серое, но он по-прежнему молчал.

Они познакомились холодным дождливым вечером больше десяти лет назад. В одном кабачке в лондонских доках, прокуренном, унылом заведении. У Джейсона был бездомный период, вспоминать о котором он не любил.

Джейсон сидел со своей скрипкой за столиком в глубине зала. Настроение у него было убийственное.

В то время он играл в пивных, чтобы заработать себе на кусок хлеба. Иногда он пытался получить работу в каком-нибудь оркестре, хотя до сих пор его усилия не увенчались успехом. Но скрипка его звучала хорошо, и он мог исполнить на заказ любую песню, поэтому его охотно приглашали в разные заведения, где он играл по полчаса за небольшие деньги. В тот вечер Джейсон уже отыгрался и пережидал непогоду в этой пропахшей мочой дыре. Большинство посетителей были изрядно пьяны, они переругивались друг с другом, дрались и под столиками потихоньку наливали себе джин из бутылки. Джейсон сидел с кружкой темного пива, уже четвертой, и надеялся, что дождь скоро кончится. Он совсем было собрался уходить, когда странная фигура у стойки привлекла внимание всех присутствующих.

Это был высокий белокурый человек с усами и бородой, голубоглазый и ладный. Будь он трезв и получше одет, его можно было бы принять за приличного господина. Но незнакомец был неухожен, обтрепан и к тому же сильно пьян. Последнее он подтвердил, неожиданно издав страшный вопль, заставивший всех вздрогнуть. Не обычный пьяный вопль, а низкий, гудящий вой, заполнивший все помещение и звучавший почти на одной ноте. Долгий-предолгий. Белокурый бородатый человек выл, откинув голову и прикрыв глаза. Он выл, пока у него в легких не кончился воздух. Потом глубоко вдохнул, откинул голову и снова завыл. Удивительно, как в одном человеке помещалось столько звука.

Гости добродушно смотрели на воющего. В этих местах Лондона люди не были избалованы развлечениями. Вот он снова откинул голову назад. И снова издал долгий жалобный вой. Будто посаженный в клетку зверь. Теперь все увидели, что он зажмурил глаза и по щекам у него катятся слезы.

— Это русский, — сказал кто-то за соседним столиком. — Он всегда воет, когда его одолеет тоска по дому. Не реже раза в неделю, если ему посчастливится своей игрой заработать достаточно денег, чтобы напиться в стельку.

Джейсон посмотрел на русского. И верно, у ног этого оборванного человека стоял футляр со скрипкой, черный и потертый. Русский опять завопил, и опять его вопль перешел в протяжный вой.

— Он скоро замолчит, — снова сказали за соседним столиком. — Он всегда перестает выть, когда его хотят выбросить прочь.

Новый вопль. Хозяин пивной подошел к русскому.

Хозяин: Ну-ну, дружок, уймись…

Русский: Ооооооооо…

Хозяин: …нам здесь не нужен твой вой.

Русский: Ааааоооооо…

Хозяин: Так нельзя, пойми же.

Русский: …оооооооооуууууу!

Хозяин: Здесь нельзя выть.

Русский (с новой силой): Ахххх! Аооооооооо…

Голоса (хозяину): Он тебя не слышит!.. Он плохо говорит по-английски… Особенно когда пьян! А сейчас он пьян… Гони его в шею!

Хозяин: Вам придется помочь мне, ребята.

Русский: Ррррр! Ррррааааоооо!

Несколько человек поднялись, чтобы помочь хозяину. Но стоило им прикоснуться к русскому, как он словно очнулся. Он что-то пьяно крикнул, наверное по-русски, и с бегущими по щекам слезами начал отбиваться.

Джейсон наблюдал за происходящим. Ему было жаль русского. Русский плакал и тосковал по дому. Одного этого было достаточно. К тому же у него был футляр со скрипкой. В Джейсоне что-то дрогнуло, обычно он не обращал внимания на драки и ссоры, случавшиеся в этих трущобах. Он вскочил, не помня себя, подошел к выходу и выставил за дверь свою скрипку. Наверное, он тоже был не совсем трезв после четырех кружек пива. К своему удивлению, он обнаружил, что рассердился, в нем клокотала ярость. От обиды за русского его охватил праведный гнев. Если русский воет, тоскуя по дому, значит, никто не смеет ему мешать! И точка! Хозяина это не касается. Разве русский не заплатил за себя?