Тишина - [58]

— Что за люди в моей палатке? — решилась спросить я, даже если он не ответит, попытка узнать была.

— Это те, кто не может выйти из лекарственной комы.

— Почему рядом с ними тогда нет специалистов? Почему они просто лежат? — моему возмущению не было предела.

— А как ты себе это представляешь? — он с усилием протолкнул вздох сквозь сжатые зубы и потупился в тарелку, — профессионалов не хватает, техники тем более. Полагаешь, Общество ссужает нам медперсонал или специальную аппаратуру? Врачи у нас в основном те, кто решил бороться с режимом и самоучки, как я — когда он поднял на меня взор, он горел вызовом: «Осуди нас! Тебе легко!», — так что следить за всеми нет возможности. Совсем тяжёлых, как того мальчика, да кладём в реанимацию, стараемся спасти. А остальные самоходом.

— А что будет через пару дней? Когда будете решать, что делать с такой толпой?

— Тех, кто без сознания мы заберём с собой. Возможно на месте мы сможем им помочь, — он опять стал понурым и уставшим, огонёк борьбы исчез из его взгляда, — всё-таки как зовут твою подругу?

— Кара. Скажи, зачем всё это?

— Что это? Спасение? Лечение? Что?

— Зачем так спасать?

— А будь на их месте, ты бы не хотела, чтобы тебя хотя бы попытались, пусть так, спасти?

— Я не знаю. В какие-то моменты я мечтала об этом и ждала спасения, в какие-то и они последнее время были всё чаще, я его уже не желала. Мне хотелось исчезнуть. Чтобы не было больно внутри и не было больно снаружи, чтобы всё закончилось. Закончились мытарства, мысли, всё закончилось! Так что я не уверена, что не была бы рада, если бы наступил конец.

— Ах да, «мозговой блок». Я помню это. Но не поверишь, жизнь оказалась лучше, чем я о ней думал находясь там. Всё пройдёт, забудется. Ты поймёшь, что, если не сделаешь для других всё, что в твоих силах, грош цена твоему существованию. Поверь. А сил, зачастую, очень немного.

Я ничего на это не ответила. Между нами лежала горка из листочков, на которых я писала свои ответы ему. Людей в столовой почти не было, сидели лишь мы, да ещё пара мужчин в другом углу, они молча доедали свою еду. Мы же с врачом сидели над пустыми мисками и смотрели друг другу в глаза. Этот разговор оставил странный осадок, да и по большому счёту он не был окончен, я понимала, что закончить мы его сможем только через несколько лет, если ещё будем живы конечно.

Риши

43

Когда я вернулась, одна из девушек устраивалась спать на раскладной койке, другая была похожа на изваяние, сидя за столом, они удостоили меня презрительным взглядом и вернулись к своим занятиям.

К середине ночи начали отказываться подниматься веки, а дежурная откровенно спала, положив голову на скрещённые запястья, за стенами жил ночными звуками лес, под тентом же было тихо. Я не знаю, сколько была в пограничном состоянии дремы, из которой меня выдернул хрипящий звук. На одной из кроватей, посередине, метался мужчина. Он хрипел, дёргался, разбрасывая руки и выгибался дугой. Сначала по инерции я кинулась к нему, но у кровати сообразила, что не представляю, чем ему помочь, я даже не могла вызвать врача. Тогда я бросилась к медсестре, сидящей за столом, и принялась трясти её за плечо. Секунды, которые она просыпалась, казались мне вечностью. Я дёргала ее, указывая на товарища с припадком, а она силилась понять, что случилось, когда до нее, наконец, дошла суть происходящего, она схватила рацию и что-то затараторила в неё, мои мозги тоже с трудом воспринимали человеческую речь, в голове билось лишь одно: «Успеть помочь!».

Потом мы подбежали к больному, медсестра щупала лоб и пыталась определить пульс. Быстрее, чем в прошлый раз прибежали санитары, мы даже не успели прикрепить нужные аппараты к предплечьям, положив его на носилки, они так же стремительно убежали и вокруг снова установилась тишина, как будто ничего и не было. О произошедшем напоминала только пустая раскладушка и наши сумасшедшие, мечущиеся глаза.

— Ты молодец, — сказала мне девушка, сейчас в свете блёклых ламп я увидела тень безнадёжности и вселенскую усталость на её лице, — так жаль, что мы вряд ли кого-нибудь из них спасём, — я вопросительно изогнула брови, — думаешь, у нас есть волшебное лекарство? Они, — она обвела лежащих рукой, — не смогут жить без посторонней помощи. Может это и жестоко, но я бы их убила, когда поняла, что они не выходят из комы, а не ждала их мучительной, но самостоятельной кончины, — я продолжала непонимающе взирать на неё, — мальчик, которому было плохо днём, уже умер, я узнала это пока ты ужинала, — она развернулась и уселась будто ничего и не было.

Я проводила её взглядом и села на своё место. Глаз сомкнуть этой ночью я так и не смогла. Сидя скукожившись на стуле, я вздрагивала от каждого шороха, но, к счастью, ничего из ряда вон выходящего не случилось. Утром меня отпустили спать в свой шатер. Я, позавтракав, решила пройтись и, хотя бы вприглядку, поискать Кару. Погода наладилась, дождь прекратился, оставив за собой влажную взвесь в воздухе, которая напоминала туман. Я заглядывала под каждый тент, встречавшийся у меня на пути. К моей радости я там не видела людей в лекарственной коме, как в палатке № 7. Но и радоваться хорошему состоянию пациентов не приходилось. В одном из шатров я увидела людей свободно перемещающихся — значит, им не нужна постоянная медицинская помощь, в другом народ был в сознании, но ко всем тянули свои щупальца капельницы, в третьей пациенты тоже лежали, но некоторые с закрытыми глазами оставалось надеяться, что они просто спят. Там то я и столкнулась с Кимом.