Тиргартен - [48]
Он попытался встать. Обессиленно сполз на пол.
Нет сил. Он почти труп. Явно контужен, в глазах красная пелена. Совершенно точно ранен – каждое движение отдаётся болью… Сломал пару рёбер во время полёта и падения. Оружия нет. Даже паршивого перочинного ножа. В башке гремит какофония – оказывается, глухим было ощущать себя куда лучше. Вопли раненых, отрывистые команды офицеров, шорох сыплющейся с потолка земли, сирены снаружи, плач женщин, прижимающих к себе чемоданы с вещами. Удивительно, что горят лампочки, хоть и тускло, – наверное, спецснабжение. Он поворачивался на слова, словно локатор, слыша одно и то же: армия Венка не прорвалась, захвачен аэродром Темпельхоф, русские движутся с севера и с юга, столица в тисках, обещанные свежие части не прибыли. Эсэсовцы неестественно возбуждены, глаза блестят – фюрер с нами, это главное, он не сбежал, не испугался, значит, победа близка. Естественно, они будут стоять до конца. Латвийцев из СС точно расстреляют красные, шведов могут депортировать, но ходят упорные слухи, будто русские без рассуждений ставят к стенке всех пленных из СС. А ведь он служил в «Мёртвой голове», охране лагерей… Его-то в первую очередь не помилуют.
Внезапно с правой стороны шеи Рауфф ощутил адскую боль.
Он застонал, и ему тут же зажали рот. «Что происходит?! Русские? Меня берут в плен?!» Впрочем, дискомфорт почти сразу сменился небывалым блаженством – Альберт в изумлении понял, что недомогание куда-то ушло, исчез звон в ушах, он почувствовал себя абсолютно здоровым. Рауфф уже не пытался укусить широкую ладонь, закрывающую рот, – впрочем, человек, сидящий сбоку, уже убрал руку. Неведомый гость был облачён в кожаное пальто (такое носили старшие офицеры СС), верхнюю половину лица скрывали большие тёмные очки – виднелись лишь сухие, бледные губы. Незнакомец извлёк иглу шприца, воткнутую в шею Рауффа. Тот уже не сопротивлялся, когда ему сделали ещё два укола. Альберт словно налился эйфорией, по жилам бежала бодрость, он чувствовал себя гораздо лучше, чем в любой из прожитых им дней. Ему хотелось улыбаться, прыгать, заливисто смеяться. И главное – он осознавал, что в нынешнем состоянии запросто свернёт шею ублюдку Лютвицу. Альберт повернулся к неизвестному офицеру (вероятно, из секретной медицинской службы СС), дабы поблагодарить его от всего сердца, – но тот, оглянувшись, приложил к губам длинный белый палец. Рауфф, беззвучно повинуясь, кивнул.
– Господин оберштурмфюрер, – бесцветным голосом произнёс человек в кожаном пальто. – Мне нужна ваша помощь. Как я понимаю, вы желаете арестовать, а в идеале ликвидировать комиссара «крипо» Вольфа Лютвица, вкупе с его неприятным помощником – унтер-офицером СС. Официально сообщаю вам: это большевистский шпион, и Лютвиц своей помощью ему поставил себя вне закона. Оба должны быть расстреляны на месте. Вот мои документы – я доверенное лицо главы канцелярии фюрера, рейхсляйтера Бормана. Пожалуйста, теперь слушайте внимательно, что и как вам сейчас предстоит сделать.
Он вплотную склонился к окровавленному уху Рауффа, едва не касаясь его ртом.
Глава 8
Хамелеон
(Квартал Тиргартен, 10.30 утра, 27 апреля 1945 года)
В Берлине – надрывный вой. Противовоздушные сирены, похоже, не отключаются круглые сутки. Трупы больше не убирают, зато легко и элегантно освобождают от одежды: с убитых солдат первым делом стаскивают самое ценное – сапоги. Я дышу и вижу в воздухе пар – до лета остался месяц, но Берлин дрожит от необычного в это время холода и страха перед большевиками. Мои охотничьи угодья стремительно сокращаются. Русские проникли в пригороды – резиденцию прусских королей Сан-Суси в Потсдаме, вошли в самый центр столицы – Шарлоттенбург, их регулировщицы направляют уличное движение в Сименсштадте, а до рейхстага, не будь фронта, они доехали бы за пять минут. Я постараюсь продержаться ещё пару дней, завершу коллекцию, а потом исчезну. Пути отхода подготовлены – больше я не появлюсь в этом городе никогда. Да и не надо. Мир огромен. Настоящему охотнику стоит посетить и африканскую саванну со львами, и дождевые леса Амазонки, и джунгли экзотической Папуа – Новой Гвинеи. Тема Берлина для меня почти закрыта. Когда я снова поеду охотиться? Интересная мысль. При проявлении охотничьего инстинкта. Через неделю, или через год, или через пять лет. Я немолод, но вполне способен освежевать самую крупную самку без особых проблем.
