Тиргартен - [39]

Рауфф выхватил из кобуры пистолет и выстрелил.

Он не целился: пуля прошла выше головы унтер-офицера, сорвав кепи.

– Подчиняйтесь приказу, – отчеканил Альберт, любуясь собой. – Ханке, – небрежно обратился он к гестаповцу, – заберите оружие у арестованных. В случае неподчинения – стреляйте. Шарфюрер, отпустите господина из «Трудового фронта». Это последнее указание, я не намерен шутить. Вторая пуля окажется у вас в голове.

Унтер-офицер посмотрел на Альберта, и тот ощутил непонятный обволакивающий холод… тяжёлой, сильной ненависти. Эсэсовец не улыбался, его голубые глаза заморозили всё внутри. Рауфф поймал себя на мысли, что уже испытывал нечто подобное… Так глядели на него перед смертью беглецы из Маутхаузена: русские военнопленные – измождённые, голодные, гибнущие в снегах во время февральской «охоты на зайцев». Пистолет в руке непроизвольно дрогнул. Кто это вообще такой?

– Разумеется, дорогой герр оберштурмфюрер, – сказал эсэсовец, не отводя от Рауффа ледяного взгляда. – Сейчас я встану и окажу полное содействие вашим намерениям.

Не убирая финку от горла Пройсса, он действительно начал было подниматься, но тут случилось то, чего не могла предвидеть ни одна из сторон. Лежащий на земле, истекающий кровью блокляйтер «Трудфронта» вдруг свернулся кольцом, как змея, и извлёк из голенища сапога короткий, очень тонкий нож, больше похожий на шило. Взвизгнув, Пройсс ткнул лезвием в сторону шарфюрера, целясь в глаз. Тот успел отклониться, и кончик ножа чиркнул по лицу, оставив узкую красную полоску от щеки до нижнего века. Комаровский, руководствуясь скорее инстинктом, нажал на финку, и в лицо ему ударила алая струя. «Он смертен… неужели… блядь… наконец-то!» Зажав рукоять в ладони, Сергей от души ударил Бруно в горло. Послышался хрип, тело «трудфронтовца» затряслось в конвульсиях. Комаровский, взявшись за лезвие обеими руками, нажал вниз всем весом – чувствуя, как сталь разрезает плоть. Прямо до кости.

– Умирает… – с безумной радостью сказал Сергей, повернувшись к Вольфу. – Он умирает!

– Не передать, как я счастлив за вас, – с откровенным раздражением откликнулся Лютвиц. – Правда, теперь мы точно не узнаем, по какому адресу проживает Дисней, и не получим описание его внешности. Но зато вы изобрели уникальный метод прикончить бессмертного. Наслаждайтесь, сегодня ваш день. Извините, шампанским не угощу.

Бруно Пройсс, дёрнувшись ещё пару раз, перестал двигаться.

«Готов», – подумал Сергей. Несмотря на давнее членство в партии, ему захотелось выдохнуть: «Слава богу!» Убийца Насти был мёртв и валялся на земле, плавая в собственной крови из вскрытых артерий. Он завершил месть, во имя которой и явился сюда через линию фронта в чужой форме, бросив свой взвод. Комаровский внезапно испытал сильное облегчение. Неважно, что с ним будет дальше – либо застрелят сейчас, либо «Смерш»[48] обвинит в дезертирстве. Хм, впрочем, нет. Ещё не всё. Не обращая внимания на остальных, он сделал несколько быстрых, очень сильных движений ножом, полностью отделив голову Пройсса от тела. Взял за остатки жидких волос, чуть оттащил вперёд.

Ну, всё. Теперь гад точно уж больше никогда не воскреснет.

– Я надеюсь, вы довольны? – спросил Лютвиц, созерцая кровавую драму без каких-либо эмоций. – Или, может быть, отпилим ему пенис? Чисто из анатомического интереса. Если вы начали всерьёз кромсать Пройсса, предлагаю не останавливаться на достигнутом.

– Нет, спасибо, – буркнул Комаровский, не в силах выпустить голову мертвеца.

– Всегда пожалуйста, мой дорогой шарфюрер.

Рауфф вышел из оцепенения. Ему казалось, что он видит сон.

Убийство! Гражданина рейха! Прямо на глазах у гестапо! Конец тебе, Нельсон. Конечно, убивал не Лютвиц, но здесь всё понятно – преступление совершено с его ведома.

– Стреляй! – не закричал, а прямо-таки завизжал он и выбросил руку с пистолетом.

Вольф, нажав на спуск, провёл стволом шмайссера справа налево. Из груди второго гестаповца брызнули фонтанчики крови, – открыв в изумлении рот, он начал заваливаться на шефа. Лицо Лютвица прорезала сладкая улыбка, когда Рауфф, выронив пистолет, с криком рухнул на траву. Вольф не сразу понял, почему лоб и щёки вдруг обожгло, и он потерял под ногами почву. Тело внезапно подбросило в воздух, он нелепо замахал руками, удивившись, что видит сверху Рауффа и его подручного, лежащих на ярко-зелёной траве.

Затем белый свет померк, обратившись в тьму.

…Комиссар Лютвиц пришёл в себя по причине факта, что ему в рот лилась неизвестная жидкость – с приличным, впрочем, количеством градусов. Он понял – вставать не следует, иначе экстаз закончится. К сожалению, живительный источник быстро иссяк. Стало необычно тепло, хотя, насколько он помнил, погода в Берлине солнцем не баловала. «Где я? – испытывая негу и равнодушие, подумал Вольф. – Что вообще происходит?!» Разлеплять веки и разбираться с ситуацией не хотелось.

– Рад, что вы наконец-то очнулись, герр комиссар, – послышался голос с узнаваемым прусским акцентом. – Я целый час безуспешно пытаюсь привести вас в сознание. Следовало сразу начать с вливания в вас шнапса, это моя ошибка. Прошу прощения.