Тиран - [57]

— Поверить не могу… — произнес Теллий, опечалено качая головой. — Поверить не могу…

— Как видишь, — вздохнул Дексипп, казалось, иного и не ждавший, — я был прав. Эвакуировать город — это наилучшее решение. А наши войска мы используем для защиты беженцев.

— Вы можете перебраться в Леонтины, — предложил Дафней. — Город строится… мы велим возвести там еще…

— Не может быть… не может быть. Должен же существовать выход!.. — воскликнул Теллий. — Ради Геракла, ведь ты же воин! Скажи, почему ты не хочешь сражаться? Зачем тебе тогда доспехи, надетые на тебе? Зачем тебе этот меч? — Казалось, тревога его усиливается, а скрипучий голос напоминал крик раненой птицы.

— Вам придется смириться, — ответил Дафней. — Мы не можем рисковать. Если я поставлю на карту все в битве в открытом поле, с численно превосходящим нас притом и проиграю, Сиракузы останутся незащищенными… а если падут Сиракузы — это конец всему. Я не могу гак рисковать, поймите.

— Значит, вот в чем истинная причина, ты боишься рискнуть. Но разве ты не понимаешь, что, защищая Акрагант, ты защищаешь Сиракузы? Не понимаешь? Ты допускаешь ту же ошибку, что Диокл в Гимере. Ужасно… ужасно и глупо…

Дафней опустил голову и молчал, а дождь тем временем становился все сильнее, поливая шлемы, панцири и щиты, внезапно засиявшие отблесками далеких молний.

Теллий, с лицом, мокрым от слез и дождя, обратился к Дионисию, сохраняя и в этой ситуации чувство собственного достоинства:

— Ты тоже так думаешь? Скажи, ты тоже так думаешь?

Дионисий покачал головой, не проронив ни слова, а потом поднял глаза и посмотрел на Дафнея, а после на Дексиппа с выражением презрения и злобы.

— Они сговорились, верно? — продолжал Теллий упрямо. — Все было решено заранее. Может, их даже подкупили… Да, конечно… Иначе чем объяснить сообщение, что карфагенский флот недееспособен, хотя он как раз был готов атаковать корабли Сиракуз?

— Ты сошел с ума, — прервал его Дафней, — ты заговариваешься. Я не убиваю тебя только потому, что ты жалкий старец и ты не в себе. Ни минуты больше не желаю это слушать. — Он повернулся к остальным представителям Акраганта, ошеломленно хранившим молчание при этой ужасной сцене. — Следуйте за Дексиппом, — объявил он, — делайте, что он велит, тогда по крайней мере спасете свои жизни. Прощайте.

Он сел на коня и вскоре растворился в темноте.

Теллий упал на колени и зарыдал, не обращая внимания на проливной дождь.

Дионисий помог ему подняться, обнял его.

— Возвращайся в город, — проговорил он, стараясь успокоить друга, — возвращайся домой и позаботься о своей жене. Приготовьтесь к отъезду. Я приму вас у себя, буду любить, как собственных родителей… Прошу тебя… мужайся.

Молния осветила пустынный некрополь яркой вспышкой, за ней последовал раскат грома. Теллий вытер лицо.

— Я никогда не покину свой город, мальчик, — решительно сказал он. — Понимаешь? Никогда! — И двинулся прочь со своим мулом.

На следующий день власти отдали приказ об эвакуации, и Акрагант наполнился плачем и криками отчаяния. Разъяренная толпа окружила здание совета, но там не оказалось никого, кто мог бы выслушать упреки или принять решение, отличное от уже объявленного. Повсюду распространялась паника. Толпа повалила к Восточным воротам, как будто враг уже проник в город. Охране едва удалось сдержать ее напор и направить по дороге в Гелу.

В этом хаосе воплей и стонов, в вихре ужаса, сметавшего все на своем пути, на произвол судьбы оставили слабых, стариков и больных, не способных терпеть тяготы перехода в несколько сотен стадиев. Некоторые покончили жизнь самоубийством, другие бесстрастно ждали своей участи, считая, что принять смерть — это все же лучше, чем потерять родину, милые сердцу места, самый прекрасный в мире город.

Теллий и его жена, отказавшаяся уходить одна, находились среди последних. Напрасно Дионисий неустанно окидывал тревожным взглядом ряды беженцев, напрасно выкрикивал имена дорогих ему людей, двигаясь верхом взад-вперед вдоль колонны отъезжавших, спрашивая у каждого встречного, не видел ли он Теллия. Он не знал, что в это мгновение те, кого он ищет, находятся вверху, на высокой скале богини Афины, и уже без слез смотрят на длинную темную змею, медленно ползущую по равнине, — на огромную толпу беженцев, покидающих Акрагант подобно струе крови, изливающейся из смертельно раненного тела.

Потом на улицах раздались крики варваров. Они свирепствовали повсюду, предаваясь грабежу, разрушая, истребляя всех, кого обнаруживали. Ими был подожжен огромный храм Зевса в долине, все еще обставленный строительными лесами, и чудесные мраморные барельефы на фронтоне, иллюстрировавшие падение Трои, стали вдруг трагически реальными в отблесках пламени.

Тогда Теллий взял свою спутницу за руку, и они направились к храму Паллады, великолепная громада которого высилась над акрополем. Он шел спокойно, словно наслаждался последней прогулкой по самой священной улице города. Остановившись под колоннадой, он обернулся назад и увидел, как рычащая масса варваров вулканической лавой течет вверх по дороге, ведущей к храмовой площади. Тогда он вошел в святилище и затворил за собой дверь. Сжав свою спутницу жизни в последнем объятии, он молча обменялся с нею понимающим взглядом, после чего взял факел и поджег святилище.