Тиран - [156]

Кинию не нравился шум боя справа. Он взглянул на солнце — утро еще раннее, а ему казалось, он сражается целый день. Он остановил коня возле Эвмена, который потерял шлем.

— Остаешься за старшего. — Он показал на зазор, на просвет, который по-прежнему шел до самого брода. — Причини как можно больше ущерба.

Эвмен посмотрел на своих усталых людей и на зазор.

— Мы побеждаем? — спросил он.

Киний пожал плечами.

— Ты только что разбил македонский таксис, — ответил он. — Чего тебе еще?

— Где царь? — спросил Эвмен.

Хороший вопрос, подумал Киний, направляясь на правый фланг.

В сопровождении Никия и Ситалка он поехал на гряду. Он должен все видеть.

Отступление фаланги у реки уравняло шансы, но и только; ветераны сдерживали людей Мемнона и даже теснили их. Главный удар Зоприона пришелся на правый фланг, на ольвийскую пехоту.

Справа от копейщиков — схватка конников: македонцы с фессалийцами против ольвийцев и саков. Этот бой кипит от правого фланга отряда Мемнона до самого северного края гряды.

В Персии всегда была пыль. Пыль милосердна — она укрывает картину зверств словно саваном. Поэт называет его облаком праха. Влажная почва моря травы не так добра. Киний смотрел вниз — там бурлил котел смерти, ничем не прикрытый, без савана. Лавина тяжеловооруженных македонцев, как молот Кузнеца[94], обрушилась на отряд Никомеда и Травяных Кошек. Калиакс, чьи Стоящие Лошади скрывались в высокой траве к северу и западу от гряды, ударил македонцам во фланг и остановил их продвижение — но и только. Битва в целом достигла некоторого равновесия, бой шел на обширном пространстве, простиравшемся от ног Киния до северного края гряды — на трех стадиях умирали люди и лошади.

Но равновесие грозило вот-вот нарушиться. Через брод подходили свежие силы македонцев. Им приходилось протискиваться сквозь пришедший в смятение таксис, но рано или поздно там наведут порядок.

Балансируем на острие стрелы, подумал Киний. Но только до тех пор, пока свежая македонская конница не нападет на саков справа. Тогда схватка конников развернется, как моток пряжи, фессалийцы насядут на фланг пехоты Мемнона. Тогда может начаться отступление.

— Где царь? — спрашивал Киний у неба и богов.

У него на глазах саки в упор стреляли в македонцев, македонские копья оставляли седла пустыми, люди сражались на копьях и мечах или голыми руками и кинжалами. Киний старался подавить стремление что-то сделать. Очень трудно просто сидеть и наблюдать.

Резервы у него жалкие. Попытка нанести тяжелый удар по передовым частям Зоприона и отойти провалилась. Больше надежды на отступление нет. Оба войска, как два борца, теперь могут только сражаться, пока одно не будет побито, — они слишком близко друг к другу.

Кинию показалось, что он видит Зоприона. Вверх от брода поднимался рослый македонец в пурпурном плаще; на глазах у Киния он показал на схватку конников и что-то крикнул. Всадника рядом с Зоприоном сбила стрела.

Синды на «большом пальце» продолжали сражаться, по-прежнему замедляя маневры отрядов Зоприона на поле.

Рядом с Кинием оказалась Кам Бакка. Она ткнула куда-то плетью — скорее посохом из белого дерева.

— Я проклинаю их, и они умирают, — сказала она. — Трава цепляется за ноги их лошадей. Черви раскрывают ямы для их копыт.

Киний выпил воды из полой тыквы, поднесенной рабом.

— Лошади Зоприона утомлены. Даже обладая численным превосходством, он испытывает трудности. — Он поморщился. — Я был глуп, оставив войска на месте. Я не могу оторваться от него. А царь опаздывает. — Он посмотрел ей в глаза. — Мне нужно, чтобы ты напала.

— Да. Я нападу. Я сдержу его, — сказала она. Но ответила на его улыбку улыбкой — такой же безмятежной. — Теперь я готова умереть, — сказала она. — Сейчас подходящее время. Для меня.

Киний покачал головой.

— И для меня?

— Думаю, пока нет, — сказала она. — Прощай, Бакка. Возможно, это научит тебя скромности, которой у меня никогда не было.

Она махнула плетью, и ее охрана выстроилась вокруг нее на вершине гряды. Они построились в форме наконечника копья, с Кам Баккой и знаменем в «острие».

Киний хотел возразить, сказать, что им не спуститься прямо с гряды, но ведь они саки, и теперь он их знает.

Кам Бакка в последний раз улыбнулась ему.

— В атаку! — приказала она мужским голосом.

Они спустились с гряды лавиной лошадиных тел и прошли через первые ряды македонцев, как копье сквозь беззащитную плоть. Пали десятки. Осажденный отряд Никомеда был спасен, и уцелевшие отъехали, спешились и напились воды.

Рискованное нападение позволило Кам Бакке прорваться в самую середину котла, ее пятьдесят всадников были как золотая стрела, летящая сквозь туман и грязь.

Киний сидел с Ситалком за плечом и наблюдал. Удар был такой силы, он так обжигал своим огнем, что котел боя переместился от края болота. В центре македонская конница отодвинулась от людей Мемнона.

Киний оторвал взгляд от сакской жрицы. Внизу таксис ветеранов бросил наседать на фланг Мемнона. Молодые эпилекты Филокла удерживали свои фланги. С высоты Киний видел султан Филокла и слышал шум битвы. У него на глазах Филокл наклонил свой большой щит, ударил нового противника, силой удара отбросил щит противника и убил его жестоким тычком копья в незащищенное горло. Те, что стояли за жертвой Филокла, тревожно переглянулись и попятились.