Тиран - [74]
Я вспомнила свое детство, когда папа был всего лишь компьютерным программистом, который с радостью стал волонтером в офисе мэра и запаковывал конверты в нашей гостиной на выходных. Мама всегда была отрешенной, жалуясь на жизнь, которую выбрала для себя.
Большую часть времени были только папа и я. Он складывал бумагу, а я облизывала конверты, чтобы заклеить. Мы были потрясающей командой.
Некоторое время у нас было счастье.
Но с началом политической карьеры он тоже от меня отдалился, отдавшись работе и телом, и душой. Я заменила семью своими друзьями.
Таннером и Никки.
Оглядываясь на детство, я все еще не могу понять, когда все поменялось, и Таннер, которого я знала, превратился в монстра.
Его бедные родители после слов психолога начали думать, что это случилось после постановки ему диагноза лейкемия. Не в первый раз пациенты, которые приближались к смерти, проявляли к ней интерес. Также не впервые у них развивалось расстройство настроения, склонность к насилию и компульсивные мысли.
Таннер развил в себе все это. Максимально.
Шокировало то, как умело он это скрывал.
Лейкемия может и стала отправной точкой, развилкой в страну невозврата для Таннера, но я знала, что он начал грубо обращаться с Никки, когда ему было десять. Оглядываясь в прошлое, никакие признаки увидеть было невозможно. Признаки, которые понял бы ребенок.
Но этот факт не поменял того, что я чувствую вину. Такую сильную, словно ношу тонну кирпичей на спине.
Никки всегда была счастливой и веселой. Также властной, уверенной и немного болтливой. Все поменялось очень медленно. За восемь лет Никки, которую я знала, медленно исчезла, и на ее месте появлялась девушка, которой нужны были наркотики, чтобы справиться с грубым обращением.
Однажды она ткнула пальцем Таннеру в лицо, разоблачив его в том, что он явно жульничал в монополии, пропуская шаги своей маленькой гоночной машинкой и набирая девять очков вместо выпавших семи.
На следующий день Никки с пустотой в глазах смотрела на доску. Пожимала плечами, когда Таннер явно жульничал.
И хоть Таннер оказался монстром, я не могла не скорбеть по мальчику, которым он был. Один из моих лучших друзей. Я все равно сходила на похороны с Кингом. Решила, что не стоит помнить того Таннера, который совершил все плохое. Но затем я думала о своем детстве и лучших друзьях, и каждый раз, когда злой Таннер начинал забираться в мои мысли, я убивала его снова и снова.
Когда Кинг вернулся и сказал мне, что все кончено, в моем разуме словно включили свет, отгородив часть моей жизни. Я не спрашивала. Не хотела знать. Мне просто хотелось жить.
— Я не знаю, как у тебя, но у меня даже извинений не хватит, — сказала я. Мой отец кивнул.
— Не думаю, что когда-либо перестану извиняться, — сказал он, поправив очки.
— Почему бы тебе не зайти в дом? Мы собиралась приготовить завтрак, — предложила я. Кинг напрягся рядом, и я ткнула его локтем. Отец улыбнулся.
— Это подводит меня к тому, зачем я здесь, — сказал он, потянувшись в машину и выключив двигатель. Он наконец закрыл дверь и обошел авто к пассажирской стороне.
Открыл дверь.
— Все хорошо, ты можешь уже выйти. Теперь ты дома, — сказал он в машину.
С кем он говорит?
А затем мне пришлось поморгать несколько раз, чтобы поверить в то, что происходящее передо мной — правда. Мои глаза округлились в миг, когда белокурые хвостики выглянули из-за двери. Когда маленькие тапочки коснулись тротуара, я бросила взгляд на Кинга, и увидела, как вес происходящего обрушился на него. Он упал на колени на гравий, прикрыв рот руками.
Отец присел рядом с маленькой девочкой и указал на Кинга.
— Помнишь его на фотографиях, которые я тебе показывал? — спросил он. Девочка кивнула. — И кто это?
— Папочка. — Она сжимала полы своего белого платьица в кулачках и качалась из стороны в сторону.
Кинг громко ахнул, слезы наполнили его глаза.
— Хочешь обнять папочку? — спросил мой отец. Малышка осторожно потопала к Кингу, глядя на свои тапочки. Когда стала прямо перед ним, то подняла глаза.
И улыбнулась.
— Привет, папочка, — сказала она. Кинг раскрыл руки, и она прыгнула в его объятья, сомкнув ручонки у него на шее. Плечи Кинга вздрагивали, пока она прижималась головой к его шее. Он держал ее крепко, руки лежали на ее спине и головке.
Подняв голову на отца в полном неверии, я увидела, что он тепло улыбается от такого долгожданного воссоединения Макс и Кинга.
— Привет, Макс, привет, малышка, — сказал Кинг, отстраняясь, чтобы хорошо рассмотреть свою девочку. На ее красном личике были слезы.
— Почему ты плачешь, принцесса? — спросил Кинг.
— Потому что я счастливая, — сказал она между краткими всхлипами.
— Я тоже, малышка, — сказал он, снова притянув ее в объятье, на этот раз встав с ней на руках. — Я тоже.
Я не понимала, что плакала, пока Сэмми не потянулся и не стер слезу с моей щеки.
— Не плачь, мамочка.
— Это слезы счастья, солнышко. Очень большого счастья, — ответила ему я.
— Как? — спросил Кинг.
— Попросил судью об одолжении. Оказывается, в моих силах нечто большее, чем написать рекомендательное письмо, — ответил отец.
— Она наша? — спросил Кинг. Я ожидала еще одного подводного камня. Ожидала, что кто-то приедет и заберет ее, а мой отец скажет, что это лишь визит.
