Типография «Верден» - [2]

Началась война. И Вандресу и Дакосте было за сорок. Их мобилизовали в рабочие роты. У меня были знакомые в Первом бюро; по просьбе Вандреса, я вмешался, и в апреле сорокового года они оказались вместе. Их рота работала в Компьенском лесу. Дакоста был сержантом, а Вандрес только капралом — им это казалось смешным.

Когда в июне фрицы стали угрожать Компьену, роту послали валить деревья поперек дороги, между Круа-Сент-Уан и Вербери. К вечеру стало слышно, как по правому берегу Уазы, а также по дороге № 332 в лесу проходят бронетанковые части, в то время как авиация обстреливает перекресток у Водрампона. Они поспешили в Сен-Совер, где были расквартированы, но там уже никого не оказалось: капитан удрал на своей машине вместе с двумя лейтенантами.

«Сволочи, — сказал Дакоста. — Вот они, твои „избранные“, — обратился он к Вандресу, — советник страхового общества, торговец ликерами и ветрогон из кадровых. Доблестные патриоты, нечего сказать!» — «Зачем обобщать, — ответил расстроенный Вандрес, — и потом не известно, может, им было приказано». Как бы там ни было, Дакоста взял на себя командование брошенной ротой и стал отступать. Они едва спаслись от немецких танков в Санлисе, попали в ловушку в Даммартене, из которой выбрались благодаря ночной темноте, перешли Марну у плотины Трильбарду и благополучно добрались до Питивье. Не считая нескольких неповоротливых бородачей лет под пятьдесят, свалившихся от усталости в канаву и попавших в плен, Дакоста довел всю роту в полном порядке до Жиена. Переправляясь через Луару, они понесли небольшие потери, кроме того, ночью между Буржем и Монлюсоном сдалось одно отделение второго взвода, которым командовал старый, упавший духом капрал. Тем не менее, когда, выбившись из сил, они добрели, наконец, до Клермона, под командой Дакосты оставалось больше двух третей роты. Он был упомянут в приказе по армии. Генерал Г*** публично поздравил его…

К власти пришел Петен. «Наконец-то», — сказал Вандрес. «А ты не боишься?» — спросил Дакоста. «Чего? — огрызнулся Вандрес. — Он один может нас вывести из этого тупика. Эх, если бы его позвали раньше… Петен — это Верден. А чего ты боишься?» — «Республике капут, — сказал Дакоста. — Что же касается нас, евреев, — теперь заварится каша». Тут Вандрес рассмеялся: «Ну, знаешь, плевал я на евреев, но такие парни, как ты, — это гордость Вердена… Чтобы Старик обидел своих бойцов?! Подлец ты после этого».

Третьего августа утром они были демобилизованы. В тот же вечер для демобилизованных парижан был сформирован специальный состав. Желавшие вернуться в Париж должны были решать сразу: говорили, что немцы потом не допустят индивидуальных возвращений. Дакосту пугало это решение: а вдруг он попадет прямо в лапы фрицам? «С моей фамилией они заграбастают меня уже в Мулене». — «Да брось! — отвечал Вандрес. — Больно им это нужно. Не беспокойся, говорю тебе. Со Стариком ты не подвергаешься никакому риску. Хватит: ты возвращаешься со мной».

И Дакоста вернулся.

Типографию снова открыли, работа мало-помалу наладилась. Все шло хорошо, если не считать, что между патроном и его помощником установились несколько натянутые отношения. Вандрес торжествовал: «Ну, что, как тебе нравится Старик? Видишь, даже фрицы с ним ничего не могут поделать». — «Поезжай, погляди, что делается на востоке и на севере», — отвечал ему Дакоста. «Ерунда», — говорил Вандрес, и споры разгорались.

В конце января к Вандресу явился с визитом какой-то коллега, тоже печатник. На его визитной карточке значилось: «Член Общества печатников — граверов — брошировщиков, бывших участников войны. Член Содружества ветеранов Вердена». Его звали Паарс. Он был жирный и, пожалуй, слишком щеголевато одетый. Его толстые, дряблые, тщательно выбритые щеки розовели под пудрой.

Сначала, как это принято при первом знакомстве, поговорили о том, о сем. Потом Вандрес спросил:

— Значит, ты тоже понюхал пороха в Вердене? (Они обращались друг к другу на «ты», как и полагается между ветеранами Вердена.)

— Да еще как, — ответил Паарс.

— На каком участке?

— Да… в Вердене, в самом городе. — Он подмигнул. — В нестроевой части. Мне подвезло.

— Ах вот как…

Помолчали.

— А что тебя привело ко мне? — спросил Вандрес.

— Вот что, — сказал Паарс. — Кое-кто из ветеранов Вердена считает, что сейчас для нас, печатников, самый подходящий момент отделаться от евреев. Мы собираемся подать петицию в Виши. Ты, разумеется, будешь с нами?

Вандрес ответил не сразу. Он стал рыться в карманах в тщетных поисках трубки. Он перекладывал с места на место старые ключи и гайки и даже старый манометр, как будто все это было неотложным делом. Наконец он сказал, не оборачиваясь:

— Как Маршал, так и я. Полагаю, что не мне диктовать ему, как нужно поступать. Его дело нам указывать, а наше — исполнять. Вот как я думаю.

Он обернулся, прошел за письменный стол и сел. Его толстые губы шевелились под порыжевшими усами.

Он кашлянул.

— Ну а как у тебя в мастерской, все в порядке?

— Как тебе сказать, — ответил Паарс, — видишь ли, у меня с тридцать восьмого года уже нет заведения, и как раз благодаря махинациям одного еврея. Но (он подмигнул) счастья это ему не принесет… Так, значит, договорились? — спросил он, вставая. — Я включаю твое имя.