Тиора - [128]

Марк спокойно поднялся с колен на ноги, встряхивая головой, от которой полетели капли соленого пота, уже заливавшие его пощипывавшие глаза.

— Был момент, когда Салах ад-Дин осадил и в итоге взял крепость Иерусалима, тебе это известно, халиф.

Абдуллах аль-Бакир лишь кивнул головой в знак согласия.

— Тогда ему сдался весь город, но с условием, что мусульманский военачальник оставит в живых и отпустит всех находившихся в крепости людей, иначе они уничтожат изнутри весь город со всеми его святынями, как христианскими, так и мусульманскими. Это было бы серьезным поражением полководца, даже если бы он потом спокойно взял крепость. Салах ад-Дин, как ты знаешь, сдержал свое слово, и все люди — а там были и мусульмане и христиане — покинули Иерусалим свободно. Более того, он даже гарантировал привилегии и неприкосновенность христианских паломников, которые впоследствии посещали священный город.

— Что ты хочешь всем этим сказать мне, парень? Я прекрасно знаю эту историю.

— Я хочу сказать, халиф только одно: отпусти меня. Сейчас я — эти люди внутри осажденной крепости Иерусалима, а ты — Салах ад-Дин, который никак ее не возьмет. Если ты убьешь меня сейчас, значит, как мы выяснили, пойдешь против воли Аллаха, то есть люди внутри Иерусалима сравняют священный город с землей, не оставив камня на камне, и ты останешься с великим грехом в душе перед Всевышним. Но ты можешь дать слово, что отпустишь людей, и тогда Иерусалим будет взят целым и невредимым вместе со всеми его святынями, то есть отпустишь меня следовать знаку свыше, своему предназначению, это и будет твоя победа, и Аллах вознаградит тебя за это, халиф.

Внезапно глаза Марка широко раскрылись, и он упал на колени, упираясь головой в песок. До этих секунд парень уже чувствовал, что у него подкатывают отвратительные симптомы, предвестники мучительных ощущений, но в тот момент у него не было времени обращать на них внимание, ибо его жизнь и так висела на волоске.

Сейчас очередной приступ был следствием очень эмоционального рассказа (это часто возникало при любых сильных эмоциях, как отрицательных, так и положительных), а может быть и невыносимой жары, но, скорее всего, и того и другого, вызывая весьма специфический сбой вегетативной нервной системы организма.

Парень глотал воздух ртом, все его тело сводило судорогой. Недвижимые пальцы рук застыли в положении, как у кошки, которая вот-вот выпустит когти. Он скрючился на песке, и то съеживался, то полностью разгибался, испытывая ужас и постоянно накатывающиеся волны тревоги и страха, от которых его сердце понеслось галопом на огромной скорости. Взгляд помутнел, голова кружилась, и было ощущение, что он вот-вот задохнется. Его дыхание перешло на поверхностное и очень быстрое. Из горла Марка периодически вырывался тихий вой между вдохами и выдохами, а сам он жестко терся подбородком об песок с мутным матовым взглядом, устремленным в никуда. Со стороны все это казалось агонией медленно и мучительно умирающего человека, и большинство обычных людей, увидев такое, сильно бы испугались.

Абдуллах аль-Бакир резко встал, глядя на приступ Марка, затем отдал приказ освободить его руки от наручников. Руки с одеревеневшими пальцами после этого остались почти в том же положении, сведенные судорогой.

Наемник был уже с бутылкой воды в руках рядом с парнем, нагибаясь над ним и создавая ему тень. Сначала он начал лить жидкость Марку прямо на лицо и на руки, а затем, когда юноше немного полегчало, и в глаза его вернулся какой-то жизненный блеск, дал ему попить. Джей стал быстро растирать парню мочки ушей и щеки, несильно хлопая его по лицу и приводя в чувство.

— Разлей воду по телу, — Марк еле шевелил губами.

Джей руками вскрыл робу на груди парня, оглашая пространство вокруг треском рвущейся ткани, и залил его обнаженный торс водой, а затем снова стал лить ее ему на голову и лицо.

Судорога постепенно стала утихать, а Марку становилось все легче дышать, только пальцы левой руки еще не гнулись около получаса, пока их не начало отпускать. Он лежал, уставившись в небо, изредка моргая и приходя в себя.

«Высокое бесконечное небо Аустерлица», — Марк горько усмехнулся про себя этой мысли.

— Да, парень, такое не подделаешь, ни дыхание, ни уж тем более судорогу. Ты действительно говорил правду. Мне казалось, будто ты умираешь, медленно и мучительно, и выглядело это, как агония. А я достаточно видел смерть, чтобы судить о таких вещах — сказал Абдуллах аль-Бакир. — Аллах дал тебе суровое испытание в жизни, и одному Ему ведомо, зачем тебе так страдать, но будь уверен, все это не просто так.

Халиф стоял, оглядывая своих бойцов, затем возвел очи горе и шепотом по-арабски что-то произнес, опуская после этого голову и взгляд в смиренном поклоне.

— Ты убедил меня и даже удивил, а это, мальчик, сделать нелегко. Я отпущу тебя, а ты сдашь мне Иерусалим в целости и сохранности. Следуй за своим знаком дальше. Я не буду тебя трогать. Аллах и так дал тебе великое страдание, которое тебе придется нести до конца своих дней, борясь с ним, но если ты достигнешь цели, которую он тебе отмерил, если в этом твое предназначение, возможно, для тебя все изменится. Всевышний приветствует тех, кто борется со своей судьбой, преодолевая испытание, данное Им.