Тинко - [52]

— Вот они, Тинко! Бери их и покупай себе велосипед.

— Я не возьму.

— Почему?

— Это деньги чужие, Шепелявой, она нам не родственница.

— И нам тоже. Всё враки, что мы с ней родня. Кто же захочет с ведьмой породниться?

— Ты сам говорил, что у ведьм ничего нельзя брать, только талончики на сахар.

— Деньги тоже можно. Как только ты их кому-нибудь отдашь, они обратно в гусениц превратятся.

— Мне тогда Фимпель-Тилимпель велосипед не продаст.

— Он и не заметит. Он сунет деньги в карман, и все. А ты возьмешь велосипед и уедешь. А когда Фимпель-Тилимпель будет платить за водку, он вместо монетки на стойку положит гусеницу.

Я сразу же представляю себе жирную физиономию трактирщика Карнауке и какой у него будет вид, когда Фимпель вместо монет начнет расплачиваться гусеницами. Мне делается смешно. Коза в сарае тоже начинает смеяться. Фриц с грохотом опускает крышку укладки и шепчет:

— Шепелявая идет! Коза ее почуяла.

Мы крадемся восвояси. В конце деревенской улицы, пошатываясь, показывается куча хвороста. Это и есть Шепелявая. И как это коза так далеко чует?

Колосовые мы все скосили. В погожие дни мы возили снопы на гумно. Если бы мы прежде давали нашего Дразнилу другим крестьянам, нам бы теперь выдали вторую лошадь или вола. Тогда бы мы совсем другие фуры грузили.

Дедушка недоволен собой и всем светом. Что-то разладилась дружба с Лысым чертом. Дедушка от всех отстал с уборкой. Наши куклы — последние в поле.

— Тут руганью не поможешь! — говорит наш солдат деду. — Сам небось все шиворот-навыворот делаешь, вот в рукава-то никак и не попадешь.

У каретника Фелко уже гудит молотилка. Дедушка затыкает уши. Вот если бы она у нас гудела! Слаще всякой музыки был бы ее гул.

— Когда молотить начнете? — спрашивает бургомистр Кальдауне дедушку.

— Когда всю рожь на гумно свезем! Самому бы сообразить надо.

Кальдауне поскребывает свои маленькие усики и говорит:

— Трудновато.

— Чего трудновато? — спрашивает его дедушка.

— Община решила на будущей неделе сдать все хлебопоставки, а у вас еще бабки в поле стоят. Вы бы себе кого-нибудь на подмогу взяли! Неохота мне ждать вас одних. Не достанется нам окружная премия — на себя пеняйте.

Вот это удар так удар! Дедушка жует кончик усов и поглядывает по сторонам. Сходил на поле, вытащил из снопов несколько колосков и попробовал, не высохли ли уже. Нет, не высохли.

Наша деревня еще в прошлом году зарилась на окружную премию. Но мы ее тогда не получили. И все из-за тех, кто отстал с обмолотом. Бургомистр взял да написал их имена на бумажке и бумажку эту повесил на воротах пожарного сарая. Дедушке нашему тогда повезло: его бургомистр не включил в список. Но в этом году обязательно впишет: за неделю нам ни за что не обмолотить всего хлеба. Вот ведь чертовщина какая!

Вечером дедушка бежит к Лысому черту. Хорошо, когда есть друг. А Лысый черт говорит:

— Я и не думаю сдавать. И ты, Краске, не спеши. Вот нас уже двое. Мы с тобой сдадим, когда нам сподручно, понял?

Дедушка только качает головой. Так-то оно так, но в балансе-то что? Августу Краске ведь не хочется числиться в плохих земледельцах.

— Плохой земледелец тот, кто под чужую дудку пляшет, — продолжает Лысый черт уговаривать дедушку. — Какой прок нам с тобой от этой премии? Бургомистр небось на эти деньги отремонтирует пожарный сарай да мертвецкую. Нечего сказать, хороша премия, когда ее мертвецы получат! Будь здоров! Мертвецам ведь и в кладбищенской часовне не холодно… Погоди-ка, тут у меня есть кое-что.

Лысый черт смеется так, что у нашего дедушки пропадают все сомнения. Они пьют новый сорт водки, который Кимпель привез с собой из Шенеберга. Лысый черт затягивает песню.

Моросит дождь. Этого еще не хватало! Куклы снова намокнут. Но дедушку это больше не беспокоит. Он шагает по двору и только улыбается.

Приходит бургомистр и спрашивает:

— Кто за вас сдавать будет?

— Господь бог, видно, не пожелал, чтоб мы сдали вовремя, — отвечает дедушка и потягивается.

— Это он за вас сдавать должен был?

— К черту вашу окружную премию! — орет вдруг дедушка. — Не справился я, и все! А ради вас клянчить не пойду!

— Стало быть, ты, Краске, поставки не сдашь?

— Точно. Пиши меня в список и сразу вывешивай! Краске, мол, такой-сякой, немазаный! Пиши, что старый Краске мочился на бабки, чтоб они подольше не высыхали. Пиши, пиши, чего глядишь!

Наш солдат берет бургомистра под руку и идет с ним со двора. Там за воротами они долго о чем-то говорят. И снова все становится тихо.

Фимпель-Тилимпель возит навоз для своей капусты. Теперь-то он знает, что навоз надо возить только в дождик.

— Фимпель-Тилимпель, а ты когда мне покажешь большое гусеничное поле?

Фимпель перепрыгивает через дышло своей ручной тележки и крадучись приближается к нашему забору:

Велосипед уходит:

Его другой уводит.

— А ты ведь говорил, что никому его не продашь, если я дам тебе задаток.

Он сразу всё заплатит —

Мне этих денег хватит.

Я не знаю, что мне и думать про Фимпеля-Тилимпеля.

— Подожди, — говорю я ему, — еще один только день. Я побегу сейчас искать гусениц.

Но гусениц — всяк знает —

В день солнечный снимают.

— Фимпель-Тилимпель, а кому ты отдашь велосипед?