Тина Роджер - [6]

— Все равно это странно. В нашей стране никогда не превращают в Вардов насильно. И уж во всяком случае предупреждают об этом. Если не возражаешь, я отойду на пару секунд, посмотрю твою карту.

Диггиррен продолжил, когда вернулся.

— Должен тебя огорчить. Ты Вард от рождения. И врачи в твоем несчастье не виноваты. Ты и до этого мог проходить сквозь стены, про телепатию я молчу. Это так?

— Так, — неохотно сознался Андрей.

— Вот видишь. Не понимаю только, почему тебе об этом не сказали раньше. Не иначе, потому что ты этого так боишься. Хорошо. И что теперь мне с тобой делать?

— Я хочу все вспомнить. Мать, отца, детство…

— Должен тебя предупредить, это будет страшно и, вполне вероятно, больно.

— Больно? Почему?

— Я не знаю, чего ты не помнишь, но я абсолютно уверен, что если тебе заблокировали часть воспоминаний — это вызвано серьезной необходимостью. Скорее всего, они такие, что твой мозг просто не в состоянии этого вынести.

— Не знаю… Я чувствую себя как подопытный кролик… Это неправильно.

— Я могу попытаться все разблокировать, после этого ты все будешь помнить и, скорее всего, не сойдешь с ума. Но… За все придется платить. Воспоминания подобного рода превратят тебя в другого человека. А если это будет происходить медленно — изменение личности тоже будет, но не таким серьезным. Ты понимаешь, о чем я тебе говорю? Мой совет — не спешить. И дать мозгу время изменяться постепенно.

Слова Диггиррена заставили задуматься Андрея. Он действительно не мог знать, что такого ужасного хранила его память. Но когда он представил, как откажется от возможности все вспомнить, где-то из глубины его души поднялся протест.

— Я решил. Если вы можете это сделать — делайте.

— Ну что ж… — Диггиррен неохотно поднялся. — Держись.

* * *

В летние каникулы Андрей был предоставлен самому себе. Что означало слоняться с ватагой таких же безнадзорных мальчишек по улицам, играть в футбол, гонять на стареньком велосипеде и потихоньку курить.

Мать, оператор на фабрике, и отец, в постоянных разъездах на разбитом грузовике, работали допоздна. Андрей старался вернуться задолго до их прихода домой, проскользнуть в свою крохотную восьмиметровую комнатушку и притвориться спящим. Отец любил прихватить с собой парочку «друзей» и несколько бутылок водки. А попадаться ему, подвыпившему, на глаза лишний раз не следовало. Ненависть к мальчику, которую он не мог скрывать даже трезвый, после «дозы» переходила все пределы. Не раз уже и не два, мама Андрея вставала на пути разъяренного мужа, защищая ребенка и принимая своим телом предназначенные мальчику побои.

Андрей любил мать больше всего на свете. За ее бесконечное терпение и нежность к своему странному ребенку, необычности которого она не замечала или не хотела замечать. И Андрей платил ей тем, что тщательно старался скрывать способность к телепатии. Он понимал, как это ненормально, и интуитивно чувствовал, что это может принести беду.

В тот день Андрей проснулся от боли в животе. Какое-то время он лежал, прислушиваясь к пьяным голосам на кухне, не желая вставать и показываться на глаза отцу, но боль приходила приступами и становилась раз от разу сильнее. Похоже было на отравление. В конце — концов, после очередного приступа, Андрей едва добежал до туалета.

А, выходя оттуда, наткнулся на налитые кровью пьяные глаза отца.

— Поди-ка сюда, собачье отродье! — повелительно приказал отец. Мальчик нехотя повиновался. В шестиметровой кухне расположились еще два собутыльника отца, тоже изрядно набравшиеся. Отец взял грязный стакан, наполнил его наполовину водкой и пододвинул Андрею. — Ну-ка давай, покажи нам, что ты уже мужик! — ухмыльнулся отец.

Андрей стоял, опустив голову, и старался усмирить свою ненависть и страх. Он чувствовал, как колени подрагивали, и тело стало похожим на сжатую пружину.

— Ну? — приподнимаясь со стула, с угрозой в голосе сказал отец.

— Не буду, — буркнул Андрей, не поднимая головы.

— Смотри, братаны, какую суку пригрел на своей груди! Точно нагуляла! А мне растить гадину!

— Не смей так говорить о матери, — сквозь зубы сказал Андрей, поднимая голову и смотря прямо в глаза человека, который по нелепой случайности оказался его отцом. К удивлению мальчика страх прошел, осталась лишь ненависть — слепая и беспощадная.

— Нет, вы поглядите, какая тварь! — взвизгнул отец, поднимаясь и со всего маха вмазывая Андрею по лицу. Удар был так силен, что мальчик вылетел через открытую дверь кухни в коридор, лишь чудом не расшибив себе голову. Он стиснул зубы, ощутив солоноватый вкус крови на губах, но по-прежнему буравил отца глазами.

— Какая гадина! — Отец вылетел в коридор, но в этот момент мама Андрея, в одной ночной сорочке, выскочила в коридор и заслонила собою сына.

— Не смей его бить!

— Ах ты, гадина! Потаскуха! Наблядовала, еще и защищаешь выродка! — отец размахнулся, удар кулака пришелся на скулу женщины. Она пошатнулась, не удержав равновесия, и рухнула на пол рядом с Андреем.

— Мама! — истошно закричал Андрей, мгновенно поняв, что произошло непоправимое. Он еще не видел струйки крови, бежавшей по виску матери, но уже знал, что она умерла, почти мгновенно. Падая, ее висок пришелся точно на острый угол темной полированной тумбочки. — Мама! — Андрей приник к ее телу, пытаясь услышать остановившееся сердце, не веря своему телепатическому чувству. — Мама!