Тимошкина марсельеза - [29]
— Ой, лышенько! — закричала Параська. — Что мне теперь робить с дитём? Она же его подкинула!
И Параська растопырила руки перед Фросей, которая вместе с другими взошла на крыльцо.
— Будьте свидетели, как меня обвели! Приедет из города мой Криночка, он же меня убьёт!
— Зачем убивать? — сказала старуха, которая пожалела Фросю. — Не было у вас детей, а теперь бог послал доню.
— Доню! Доню! — подхватили соседки и стали наперебой уговаривать: какое теперь будет Криночкам счастье…
Сбитая с толку Параська отворила наконец дверь и пустила в хату сироту.
Когда стало смеркаться, около хаты остановилась запряжённая двумя волами телега.
— Параська! — раздался громкий голос. — Параська!
Пнув дверь сапогом, в хате появился Криночка. К груди он прижимал граммофон:
— Ты побачь, что я привёз, Параська!
Стараясь не споткнуться, Криночка поставил граммофон на лавку.
— Ты побачь, какая диковина!
— Ой! — всплеснула руками Параська. — Что же это такое?
— Дывись! Музыкальная машина! Играе и поёт!
— Играе и поёт! — Параська дотронулась до граммофонной трубы.
— Не трожь, дура!
Разгрузив телегу, Криночка со всеми подробностями выслушал, что случилось в его отсутствие. Он не стал убивать жену, а даже развеселился.
— Пусть мне оторвут голову, это она! — Припадая на деревяшку вместо левой ноги, грузный Криночка очень ловко изобразил мадам Розу. — Распрекрасная мамзель в шляпе.
— Она, — подтвердила Параська.
Перед изумлённой Параськой Криночка поставил уже знакомый ей чемодан. Задыхаясь от смеха, он рассказал, как мадам Роза остановила его на дороге, и он, дурень, повернул волов и довёз её до самой станции.
— Може, он пустой? — усомнилась Параська, показывая на чемодан.
Чемодан оказался не пустой: кроме канареечного капота и штопаного белья, в чемодане лежали непонятные Криночкам вещи.
Мадам Роза везла в Одессу письменный малахитовый прибор. Зачем? Она сама не знала зачем. Купила почти даром. Не ехать же от сына домой с пустым чемоданом!
Взвесив на руке тяжёлое пресс-папье, Криночка велел Параське спрятать подальше эти цацки. Кто знал, для чего они, такие?
Прослышав, что из города вернулся Криночка, в хату один за другим входили соседи, чтобы выразить ему своё сочувствие.
— Сидайте! Сидайте! — гудел Криночка.
Параська, довольная тем, что её муж вернулся из города весёлый, выставила на стол бутыль.
— Кушайте! Кушайте! — угощала она. — Не обижайте нас.
— Нет, вы послухайте, какая произошла история! — рассказывал захмелевший Криночка. — Я еду, а на дороге мамзель. Откуда я мог знать, что у нас похороны?
Помянув покойницу, за весёлым застольем завели граммофон.
Из граммофонного раструба заверещал нечеловеческий голос:
А за печкой, уткнувшись в угол, горько плакала забытая всеми Фрося.
Доня
— Параська, это у нас чья? — спросил на другое утро Криночка, увидев на лавке у окна заплаканную Фросю.
Параська вытаращила на него глаза:
— Тю! Я же вчера всё тебе растолковала!
Параська в который раз принялась рассказывать, как она пустила в хату женщину с дитём. Женщина померла, а дитё — вот оно.
Фрося слушала, но не могла понять, что та женщина — её маманя, а дитё — это она. И что теперь она осталась одна в чужом селе, в хате у Криночек, у которых есть всё: и коровы, и волы, и всякая птица, только нет родных детей.
— Теперь у нас будет доня! — сказала Параська с досадой. Она даже плюнула в сердцах, вспоминая соседку, которая сказала, что им, Криночкам, бог послал такую радость.
Криночка смотрел на бледную девочку в латаном городском платьице и, не сказав ей доброго слова, приказал жене:
— Вымой, одень, а то будут языки чесать, что живёт у нас нищенка!
Через несколько дней гордая Параська прошла по селу, держа за руку наряженную Фросю.
— Гляди-ка! В пуховом полушалке! — ахали соседки.
Фрося шла, опустив голову.
— Что ты в землю-то уставилась? — шипела Параська.
Заглянув в лавку и оглядев пустые полки, Параська купила засиженную мухами баночку помады.
— Невеста растёт. Ничего теперь не поделаешь — надо тратиться.
Фрося Тарасова зимует в богатой хате у Криночек. Сидит, ест с ними за одним столом.
— Ешь, ешь! — говорит ей Криночка. — Чего косоротишься?!
Праздничный обед долгий. Криночки хлебают борщ, лапшу, едят картошку со свининой. На столе драчёна, душистый взвар.
— Ешь! Таскай с мясом.
— Я не хочу, — отвечает Фрося, с трудом проглатывая кусок.
— Ишь ты: «Не хочу»! — передразнивает её Параська. — Подумаешь — царевна! С матерью хлеба не видала, а тут — не хочу!
Фрося опускает голову, ложка у неё в руках дрожит.
— Мне от людей стыдно, — говорит Параська, — что ты такая тощая.
После обеда Криночки ложатся спать, а Фрося тихо, стараясь не шуметь, достаёт из печурки старый футляр для флейты. Собираясь в дорогу, она положила в него ленточки, открытки, голубые бусинки.
«Зачем? — останавливала её Пелагея Егоровна. — И так будет тяжело нести».
Фрося не послушалась.
На дне футляра лежит перо попугая. Из-за него они тогда с Тимошкой поссорились. Даже подрались. Фрося вздыхает, вспоминая тряпичную куклу — барыню Юлию.
Где он теперь, Тимошка?
Артист Тимми
Артист Тимми сидит в швейцарской у Петровича, и тот ему рассказывает, как на Новый год в цирк приезжал генерал-губернатор.
