Тимошкина марсельеза - [18]
— Дяденька, а кто там кричит?
— Осёл орёт. Тоже есть просит. Всякая тварь богом создана, а теперь, при большевиках, всем от голода издыхать.
Швейцар погасил керосинку и, прибрав со стола посуду, облачился в шинель, обшитую галуном.
— Ну, пойдём. Господа артисты скоро приедут… Вот здесь обожди, — сказал он Тимошке.
Тимошка сел у дверей, из которых дуло, и стал ждать. Перед ним висела вчерашняя пёстрая афиша. Разглядывая её, Тимошка увидел, кроме акробата и наездницы, собачку в колпаке с бубенчиками и смешного человека в широких штанах.
— Здравствуйте! Здравствуйте!
Тимошка очнулся. Перед ним стоял низенький старичок в шубе и глубоких ботиках. Из-за полы его шубы на Тимошку глядела мохнатая собачка.
— Гляди, Фома, кто к нам пришёл! — говорил ласково старичок, поглаживая собачку.
— Это господин Польди с улицы вчера привёл, — объяснил швейцар. — Только какой толк может быть из шантрапы? — И, махнув на Тимошку рукой, швейцар заговорил с собакой: — На работу, Фома. На работу. Косточку бы тебе, да нет у меня косточки.
Старичок в ботиках, продолжая глядеть на Тимошку, спросил:
— А когда же придёт Польди? Может, он пока посидит у меня? Здесь сквозняк, Петрович!
— Зря беспокоитесь, Александр Иванович! — ответил швейцар. — Что ему на сквозняке сделается?
Тимошка с охотой пошёл бы за стариком с собакой. Но дверь растворилась, и появился Польди.
И Польди тоже был не такой, как вчера.
Приподняв шляпу, он поклонился ласковому старичку и, взяв у швейцара ключ, сказал Тимошке:
— Идём!
В комнате, куда они пришли, было почти пусто. На стенах висели обручи и что-то ещё пёстрое. С потолка спускались на верёвках кольца, а посередине стоял топчан, обитый кожей.
— Встань сюда! — сказал Польди, сбрасывая с себя шубу. — Подними руки! Вот так!
Оглядев Тимошку со всех сторон, Польди распахнул дверь и крикнул:
— Петрович!
В комнату вошёл швейцар.
— Петрович, я буду вам платить, — сказал Польди. — Эту рвань надо всё долой. — Он показал на Тимошкин пиджак. — А его, — он ткнул Тимошку в грудь, — а его надо хорошо мыть. Понятно? Мыть с мылом.
Через несколько дней, вымытый, переодетый и накормленный, Тимошка уже работал на манеже.
— Алле! Алле!
Тимошка с разбегу ухватывается за перекладину трапеции и выпускает её из рук.
— Смело! Смело! — кричит Польди. — Что ты как тюфяк из солома! Алле!
Польди недоволен. Он ещё и ещё раз заставляет Тимошку хвататься за трапецию. Тимошка старается изо всех сил — ему хочется угодить Польди.
— Алле! Алле!
— Польди, он будет хорошо работать, — говорит низенький человек с белой собачкой на руках.
Это Александр Иванович, клоун Шура, который первым в цирке поздоровался с Тимошкой.
Польди не удостаивает клоуна ответом.
— Я прошу вас немного музыка, — просит Польди.
И клоун Шура, растягивая крошечную гармонику, подбадривает Тимошку улыбкой. Польди не улыбается.
— Алле! Алле! — повторяет Польди до тех пор, пока у Тимошки не начинает кружиться голова.
«Желаете с пулемётом?»
— Где же ваш подопечный? — спросил Анатолий Васильевич, когда хмурый Репкин появился утром в дверях его кабинета.
Репкин нахмурился ещё сильнее:
— Обманул он меня, Анатолий Васильевич!
— Как обманул?
— Очень просто. Сказал, что вернётся, и вот нету.
— Может быть, вы чем-нибудь вспугнули ребёнка? Меня, знаете, сейчас самого пугает манера некоторых разговаривать. — Луначарский строго посмотрел на своего помощника.
— Ничем я его не стращал. Сам не понимаю, почему удрал, — досадовал Репкин. — Пропасть может — вот что нехорошо.
— Подождите, ещё явится, — успокаивал Луначарский.
Репкин в надежде, что, может, так оно и будет, отправился по распоряжению наркома в театр. Уходя, он попросил часового:
— Тут мальчишка будет меня спрашивать. Так ты растолкуй, пусть идёт на квартиру. Там его пустят. Вот адрес написан. Тут недалеко.
Часовой пообещал, что растолкует, и надел записку на штык.
В театре Репкина уже ждали. Директор, очень вежливый господин, усадив Репкина в кресло, ласково объявил:
— Спектакля нынче не будет.
— Как не будет?
— Не будет, — повторил с улыбкой директор и задымил душистой папиросой.
До спектакля оставался час, в театр должны прийти рабочие. А он сидит в крахмальной манишке и куражится…
— Мы не можем играть бесплатно…
Репкин вскипел. И вдруг вспомнил Тимошку: «Ты бы на него сразу пистолет».
— Спектакль будет! — сказал Репкин и встал с мягкого кресла. Глядя в упор на директора, он повторил: — Спектакль будет, а для порядка в театре будет присутствовать вооружённый патруль! Желаете с пулемётом?
Через час в театре зазвенел третий звонок, и в наступившей полутьме раздвинулся занавес.
Зрители сидели не раздеваясь, в валенках, в шубах. Актёры, представляющие на сцене древнегреческую жизнь, играли в лёгких хитонах, дрожа от холода.
Патрульные вместе со зрителями смеялись, аплодировали, а златокудрая богиня, косясь на пулемёт, пела на «бис».
Спектакль состоялся!
— Это вы слишком, — выговаривал Луначарский Репкину. — Зачем же пулемёт? Наша сила в убеждении, а не в оружии.
Сила убеждения
— Сегодня у меня лекция, — сказал Анатолий Васильевич. — Как бы мне опять не попасть впросак.
— Да что вы? — удивился Репкин. — Недавно на вашу лекцию ребята с крейсера пробились, очень довольны остались. А народу, говорят, было! Не протолкнуться.
