Тимка-новосёл - [10]

— Упустил ведь птицу-то! Я же предупреждал тебя!

— Я упустил?! Я упустил? Да? Как бы не так! — возмущался Тимка. — Я её совсем не выпускал.

— Не выпускал… Не сама же дверь-то открылась? Достанется нам, брат, от пастуха!

По словам отца выходило, что беркутёнок исчез по вине Тимки.

— Вставай! Не гоняй лентяя-то! — прикрикнул на Тимку отец. — Рубашку надень. Прохладно!

В вагончике по утрам прохладно, прохладнее, чем в городской квартире. Тимка, желая согреться, принялся скакать на раскладушке.

— Ты у меня допрыгаешься! — напустился отец. — Одевайся, тебе говорят! Я на работу пошёл!

На этот раз Тимка одевался с неохотой. Придирки отца испортили настроение. И зачем он ворчит с утра? Мог бы подождать до вечера. Сам же говорил, что у человека день должен начинаться с ожидания радости. Хороша радость! Не успеешь проснуться и открыть глаза, начинают наговаривать и придираться. Увидев, что Тимка еле-еле поворачивается, бабушка тоже начала ворчать и сказала, что она напрасно согласилась ехать с ним в эту чёртову дыру, где не только радио, но порядочной воды и той нет.

Чёртова дыра?! Выходит, бабушка недовольна тем, что приехала в степь? Ну и пусть недовольна! А он доволен и ни за что не уедет отсюда. Сегодня он разыщет речку, будет загорать на солнце и долго-долго купаться! Застёгнута последняя пуговица, Тимка выбегает из вагончика. Утро! Хорошо утром в степи! Солнце ещё только-только приподнялось над далёким горным кряжем, а лучи его уже тёплые. Небо синее-синее, похожее на бумагу, которой мама застилала отцовский рабочий стол. И видно кругом далеко-далеко! Так далеко, что Тимка затруднился бы сказать, как далеко видно утром в степи. Не желая рассердить бабушку ещё больше, Тимка решил хорошенько умыться. Набрав полную пригоршню поды, он плеснул ею в лицо. Щёку, по которой саданул лапой беркутёнок, защипало.

Из-за вагончика неожиданно выскочила девочка. У неё были чёрные длинные косички и белые тонкие руки. Вытирая лицо полотенцем, Тимка спросил у нее:

— Тебя как зовут?

— Юлия… А тебя как?

— Ты не ври, — усмехнулся Тимка. — Юлька не такая. Да! Она сильнее тебя, у неё белые волосы.

— То, наверно, другая Юля, а я настоящая, — не растерялась девочка. — Ты так и зови меня. Мы живем в крайнем вагончике. Ночью приехали. Мама в поле ушла. Играть будем?

Тимка всегда готов играть. Но интересно, какие игры знает эта девчонка? Юлия назвала много игр, но Тимка предложил сыграть в «Кони, кони» или в «Рыбки, рыбки».

— Я не умею в «Кони, кони» и в «Рыбки, рыбки» не умею, — разочарованно ответила девочка.

Из вагончика выглянула бабушка и позвала ребят:

— А ну, за стол! Поешьте, потом об играх будете договариваться.

Юлия отрицательно мотнула головой и на одной ноге поскакала к своему вагончику. За столом бабушка наставляла:

— Смотри, Тимофей, не вздумай заобидить девчонку. Скажу отцу.

Тимка, захлебываясь, торопливо выпил молоко. Скорее бы покончить с едой и выбраться из вагончика. Можно будет позвать Юльку пойти в степь; она старше и, наверно, знает, где речка.

— На реку?! — удивилась Юлька, услышал приглашение Тимки. — Я не знаю, где река… Мама не разрешила мне одной уходить в степь.

— Одной?! Мы вместе пойдём! — начал уговаривать Тимка.

— А я не пойду. Мама не велела, — и не пойду!

Тимке пришлось выбирать — идти ли на реку одному или остаться играть с девочкой.

— Я знаю, где река! Да! — прихвастнул Тимка. — Мне папа говорил, что надо идти вон в ту сторону и всё прямо и прямо. Пойдём? Ты, Юлька, не бойся.

— Я не Юлька, а Юлия! — Девочка строго глянула на Тимку и предупредила: — Ты не зови меня Юлькой, я с тобой играть не буду.

Тимка смутился ещё никто из девчонок не требовал от него, чтобы он называл их не так, как ему хочется.

— Ты — Юлька! Юлька! Я тебя буду звать Юлькой! Да! — Мальчик в упор посмотрел на девочку.

— Вот и нехорошо! Я не зову тебя Тимкой? Не зову?

— Меня папа всегда зовёт Тимкой. Я люблю, когда он меня так зовёт.

Юля улыбнулась. Было видно, что упрямство мальчишки ей понравилось.

— Я маму спрошу, — сказала девочка. — Если она разрешит называть меня Юлькой, то зови.

Тимке надоел разговор об именах, и он нетерпеливо спросил:

— Пойдёшь на реку?

Но Юлия и на этот раз отказалась уйти от вагончика. Ну и пусть! Тимка знал, что все девчонки трусихи. Будет лучше, если на реку он пойдёт один. Может, спросить разрешения у бабушки? Нет, одного она не отпустит…

Тимка шёл и шёл в ту сторону, где вчера солнце опустилось в землю. Путь преградили кусты — высокие и колючие; через них трудно было пробраться. Пришлось обходить.

Шагая, Тимка уже видел себя купающимся в реке. Не плохо было бы наловить мальков, только нести их не в чем, а без воды они быстро задохнутся и даже могут высохнуть, а мёртвые мальки неинтересны.

Ноги путались в высокой траве. Острые стебли больно царапали кожу. Тимка остановился, поплевал на ладонь, принялся растирать царапины. Хотелось вернуться домой. Юльке можно сказать, что он раздумал идти на реку. Глянув в ту сторону, где должны быть вагончики, Тимка не увидел их. Куда же они могли подеваться? Кругом степь и степь, местами ровная, местами горбатая, с небольшими горками, которые отец называет сопками. Тимка опустился на траву. Надо было подумать, идти ли на реку или начать искать вагончики.