Тихий уголок - [30]

Несколько минут он лежал на боку, довольный всего лишь тем, что дышит и чувствует, как боль медленно покидает сложенные крылья. Затем осторожно встал и взглянул на длинную откидную доску, волочившуюся по дороге, бегущей прочь от грузовичка. Возможности определить точную скорость движения у Ворона не было, но он знал, что скорость эта – выше, чем его собственный обычный быстрый шаг. И он рассмеялся, восхищаясь своей эпохальной мудростью.

– Черт возьми, – сказал он вслух. – Вот так способ передвижения. Да чтоб я когда-нибудь пролетел хоть чуток.

Он повернулся, вскочил на передний борт кузова и вытянул шею, чтобы взглянуть через узкое стеклянное окошечко внутрь кабины.

Там сидели два человека: один – огромный и смуглый по фамилии Кампос, он ссутулился на сиденье, вытянув ноги, засунув руки в карманы и закрыв глаза. За рулем же сидел парень, ничем не выделяющийся, и звали его Уолтерс. Накануне он простудился, и теперь то и дело убирал руку с руля, чтобы утереть нос рукавом. Он непрестанно говорил, жадно оглядываясь на каждом слове на молчаливого Кампоса, чтобы проверить, слушает ли тот. Кампос надвинул шапку на глаза, так что козырёк почти покоился у него на переносице.

– В самом деле, славный парень, – говорил Уолтерс, – и чертовски умелый водитель, но с неба звёзд не хватал. Он обычно нанимался в какую-нибудь косметическую компанию близ Пауфкипси. И всегда брал попутчиков. Всяких разных бродяг, знаешь ли. Чуть увидит, что кто идёт по дороге – останавливает машину и подбирает. Кого угодно. Бывало, он прикатывал в Пауфкипси с восемью-девятью ребятками на борту. Они сидели сзади, свесив ноги наружу, или – впереди, рядом с ним. Можно было подумать, что они все собрались и его наняли. И вот наконец… Эй, ты слушаешь, Кампос? – Кампос не шелохнулся, только дрогнул козырёк его шапки. – А, ну ладно, – и Уолтерс, хотя и разочарованный, продолжал. – И вот как-то подбирает он двух здоровенных парнюг в Фишкилле, а они отлупили его до полусмерти, вышвырнули из кабины и угнали грузовик. И от этого у него вроде как испортился взгляд на жизнь, – он ухмыльнулся Кампосу. – И с того самого дня никого ни за что не подбирает, – Кампос не шелохнулся. Уолтерс шумно вздохнул. – Пытаешься быть хорошим парнем, – заметил он, устремив взгляд вперёд, – но рано или поздно жизнь тебя достанет, – Кампос издал короткий и нечленораздельный звук, Уолтерс кивнул. – Да, рано или поздно, дружище, – он выглянул в окно, опять глубоко вздохнул и расчихался. – Прекрасный день, чертовски прекрасный день.

Грузовичок затрясся по немощёному участку дороги, и Кампос ещё ниже соскользнул с сиденья. Уолтерс взглянул на него малость обеспокоенно.

– Когда-нибудь ты себе на этом сломаешь шею.

Кампос опять хмыкнул.

– Отлично, – сказал Уолтерс. – Мне до тебя и дела нет, – он опять чихнул и несколько минут вел машину молча, затем снова с надеждой повернулся к Кампосу и спросил:

– Ты не слышал, какой вчера вечером был счёт? – и отодвинулся от товарища, прежде чем тот хотя бы потряс головой. – Они проиграли – пять-четыре. Сепеда забил два удара, но Киркленд ответил ему ещё двумя, и вышла ничья, – он плюнул в окно. – Эти ублюдки и так и эдак показали им игру. Они совершили четыре ошибки. Вагнер упустил мяч, а Спепсер забросил его за черту…

Он описал игру печальным тоном вестника, явившегося к Иову, торопливо моргая светло-серыми глазами, пока говорил. А Кампос рядом с ним все сползал и сползал с сиденья, то и дело хмыкая и кивая, и он мог кивать как Уолтерсу, так и кому угодно другому. Уолтерс шмыгнул, вытер нос рукавом и запел последнюю песенку Пери Комо. Он выводил мелодию так, как если бы нетвердо её помнил, и явно вздрогнул, когда Кампос рядом с ним потянулся, привстал и сказал:

– Перевираешь.

– Да, уж получше, чем любой треклятый пуэрториканец, – восхищенно сказал Уолтерс.

– Кубинец, ублюдок, – беззлобно поправил верзила. Он снова соскользнул на сиденье и выглянул в окно.

К Ворону в дальнем конце кузова присоединилась маленькая рыжая белочка, которая упала с нависавшего над дорогой дерева, когда грузовичок проходил мимо. Белочка была худенькой, с большими яркими глазами, и уселась она на одну из цепей, которые держали откидную доску. Она спросила:

– Что это ты такое делаешь?

– По своей воле совершаю путешествие, – сказал Ворон, которому белки не нравились ещё больше, чем голуби. – А на что похоже то, что я делаю?

Белочка поднесла передние лапки к пушистой груди.

– Но ведь ты же птица! – сказала она в изумлении. – Почему ты не летаешь?

– Я вышел на пенсию, – спокойно сказал Ворон.

Грузовик совершил очень крутой поворот, и белочка почти потеряла равновесие на цепи. Она испустила короткий тревожный писк и уставилась на Ворона.

– Птицам положено летать, – сказала она немного ворчливо. – Ты что, хочешь сказать, что вообще больше летать не собираешься?

Мало-помалу Ворон обратил внимание на то, что движение грузовичка по гравийной дорожке существенно отличается от полёта. В желудке у него возник слабый ропот неудовольствия – отдалённый, словно первый раскат грома во время грозы.

– Никогда, – сказал он с важностью, – отныне я навеки – пешеход.