Тихий Коррибан - [21]

- Ты не сделаешь больше ничего? – вопрошает Плэгас, когда я забираю его голокрон и собираюсь уходить.

- А что я должен сделать? – недоумеваю я.

- Ты ведь в гневе, - губы мууна дрожат в мольбе. Бессловесной мольбе о смерти, об окончании мучений.

Он напоминает мне о том, мысли о чем ушли далеко на задний план, когда на меня обрушилось такое количество трудно осмысляемой информации. Я ведь предан собственным учителем! И унижен этим Плэгасом так, что не уверен, что когда-либо смогу смыть с себя эту позорную память! Может, это и было испытанием, и благодаря ему я что-то доказал, но сейчас ослепший муун прав – я снова в гневе.

- И в таком, что с уверенностью могу сказать: ты, лорд ситхов, ничего не знаешь о гневе! – обращаюсь я к нему с нескрываемой злобой. - Именно поэтому я и пальцем тебя не трону. Ты заслужил это, исследователь страданий!

Пусть остается со своими вечными мучениями. Пусть прячется здесь за спиной Ситх’ари, слепой, беспомощный и жалкий, словно детеныш животного, если у него хватает на это совести. Пусть дальше влачит существование в позоре – он получил здесь именно то, что заслужил.

Что касается участи Дарта Сидиуса, она, похоже, здесь всецело переходит в мои руки. И если еще недавно я мог подумать, что совершенно к этому не готов, то сейчас я уверен в своем решении. Больше никто не посмеет меня использовать! Никто никогда не сделает меня своим оружием! С голокроном Дарта Плэгаса у меня самый большой запас знаний о Темной Стороне, с ними я более достойный ситх, чем кто-либо еще из ныне живущих. Осталось покончить с учителем. Есть лишь одно подходящее для него место здесь. Пирамидальная крыша Академии Ситхов виднеется за монументами склонившихся гуманоидов, угрожающе нависая над Долиной Темных Лордов. Но теперь это лишь призрачная угроза.

Покинув гробницу Бейна, я отмечаю, что видимость стала лучше, но Тьма все еще не отступила. Ориентироваться становится несколько проще, но остаток пути через Долину оказывается сложнее прежней дороги – приходится идти по сплошному нагромождению камней, острых и неустойчивых. Боли уже не остается – я попросту не чувствую своих ног, и, возможно, только сидящая во мне ярость не позволяет мне упасть на дороге и уже не встать. Когда я поднимаюсь вверх, к черной пирамиде, уже не способный даже просто стоять без винтовки, то сосредотачиваюсь на своей болезненной памяти. Полностью открываюсь той боли, той злости, тому стыду, который прежде стремился спрятать как можно дальше на задворках сознания, перекрыв ложными воспоминаниями. Правда была в словах Плэгаса – это делает ситха. Через те страдания, через кипящие теперь страсти я открываю в себе уже неизвестно какое по счету дыхание и ступаю под тяжелые своды древней Академии.

Темное здание не имеет окон, и приходится активировать световой клинок, чтобы осмотреться здесь. На ближайшей черно-серой, покрытой ржавыми разводами стене, к большой удаче, сохранился план Академии, пусть и поблекший и нечеткий. Но на этой карте стоит свежая надпись. «Я жду тебя, Мол». Признать руку учителя в неровном почерке трудно, но и однозначно отрицать, что надпись оставил он, нет причины. Кто бы ни ждал меня, я приду на эту встречу в указанное место, как продиктовано моим единственным желанием – быстрее с этим покончить.

Спустившись в подвальные помещения, я вхожу в большой зал со ступенчатым алтарем в центре – ритуальные палаты. И вижу здесь не того, кого ожидал увидеть – в дальнем конце зала на ступенях алтаря стоит Талзин.

- Ты все же пришел, - растягивая черные губы в улыбке, шепчет она.

Так вот, кто назначил мне встречу. Проклятье! Эта ведьма ходит за мной с поразительным упорством, которое приводит меня в бешенство!

- Где мой учитель? – грозно задаю вопрос я, хоть и не надеюсь на прямой и честный ответ. Очередные мутные разговоры никак не входят в мои планы, и я уже готов к тому, что, заслышав их, развернусь и уйду отсюда, но Талзин произносит только две фразы:

- Я могу забрать тебя отсюда, мой мальчик. Прямо сейчас.

- Мы можем, - прибавляет низкий мужской голос, и из-за ее спины выходит вперед мужчина-забрак. Желтоглазый, с кожей красного цвета, покрытой вытатуированными знаками, похожими на мои.

Я вспоминаю все, что говорила эта датомирка, еще при первой нашей встрече. Но в первую очередь она ведьма, и даже если это не мастерски созданная иллюзия, какое у меня теперь может быть с ней дело? Каким бы ни было мое прошлое, я не считаю свои детские годы ущербными и не нуждаюсь в запоздалой компенсации. Каким бы истязаниям, физическим и моральный, ни подвергал меня Сидиус, если бы его не было в моей жизни, моя участь была бы убога и бесславна. Боль, лишения, постоянные испытания – тот огонь, в который он меня швырял, и закалил мой характер. Это делает ситха.

- Пошли вы оба! – презрительно бросаю я.

Забрак, вышедший вперед, становится спиной к Талзин и опускается на колени. Она кладет руки ему на плечи и закрывает ладонями его глаза. В зале моментально темнеет, и где-то в дальнем его конце с парой датомирцев происходит нечто странное – кажется, что кожа лоскутами сходит с них, как слезает краска со стен во время наступления Тьмы. А когда мрак вновь становится не таким плотным, взору предстает результат процесса. Они обращаются единым, слитым из двух частей монстром. Задняя часть его – запрокинутая назад голова с безглазым, открывшим рот в беззвучном крике лицом, выгнутая спина женского тела с остатками красной одежды на нем, которая теперь сделана из содранной с кого-то заживо кожи. Передняя часть – крепко сбитое мужское тело, на котором теперь нет татуировок, но их узор изображен отсутствующими срезанными с него фрагментами кожи, что наводит на мысли о том, из чего же сделаны «одеяния» женской части. На лицо забрака с растянутым оскалом гнилых зубов опускаются стянутые ремнями худощавые женские руки. И две части монстра связаны воедино множеством тугих черных ремней. Тварь, стоящая на коленях, опирается на тяжелые разросшиеся культи, заменяющие мужской части руки. Она поднимает одну громоздкую конечность, собираясь произвести сокрушительный удар в пол, когда стена позади монстра рассыпается, покрывшись перед этим потеками красноватой ржавчины, и оттуда является Черная Пирамида. Горбатый монстр в грохотом бросает свой нож и хватает сращенное из двух частей чудовище. Неизвестно, откуда в его длинных и худых, покрытых обвисшей кожей руках берется сила, позволяющая ему поднять стянутую ремням тварь в воздух и разорвать пополам. Он действительно думал напугать меня этим? Может, когда-то я и лгал себе, но сейчас я уже точно ничего не боюсь.