Тихий американец - [43]

– Вы сказали достаточно, – произнес я. – Вы знаете все, что можно было узнать. Пожалуйста, уходите.

– Фуонг! – позвал он.

– Мсье Пайл? – Она оторвалась от любования Виндзорским замком, и ее официальная манера была в тот момент комичной и ободряющей.

– Он вас обманывает.

– Je ne comprend pas[37].

– Да уйдите вы! – не выдержал я. – Ступайте к вашей «третьей силе», к Йорку Хардингу и к «Роли демократии». Идите играть в пластик.

Позднее я убедился, что Пайл буквально последовал моему напутствию.

Часть третья

1

I

Прошло почти две недели после гибели Пайла, прежде чем я снова увидел Виго. Я шел по бульвару Шарне, когда он окликнул меня из «Клуба». В те времена это был излюбленный ресторан сотрудников Сюрте, которые, бросая вызов своим ненавистникам, обедали и выпивали на первом этаже, а остальную публику отправляли наверх, подальше от партизан с ручными гранатами. Я подошел, и Виго заказал для меня вермут с черносмородиновым ликером.

– Сыграем на вашу порцию?

– Пожалуй.

Я полез за своим комплектом костей для ритуальной партии в «421». Сами эти цифры и вид игральных костей сразу вызывают у меня воспоминания о годах войны в Индокитае. Увидев в любом уголке мира двоих, бросающих кости, я неизменно возвращаюсь на улицы Сайгона или Ханоя или на развалины Фат-Дьема, вижу патрулирующих каналы парашютистов – обмундирование и нашивки делали их похожими на тропических гусениц, слышу стреляющие неподалеку минометы и, возможно, вижу мертвого ребенка.

– Без вазелина, – сказал Виго, бросая 421 и позволяя мне тоже бросить напоследок кости. Вся местная Сюрте пользовалось в игре этим похабным жаргоном. Вероятно, это было изобретение самого Виго, подхваченное его подчиненными, пренебрегавшими Паскалем. – Младший лейтенант. – Каждый проигрыш в игре повышал вас в звании; игра продолжалась до тех пор, пока один или другой не получит капитана или майора. Он выиграл во второй раз и, считая спички, сообщил: – Мы нашли собаку Пайла.

– Неужели?

– Наверное, она не хотела уходить от тела. В общем, ей перерезали горло. Она лежала в иле в полусотне ярдов от хозяина. Видимо, сумела отползти.

– Вас все еще интересует это дело?

– Американский посланник не дает нам покоя. Слава богу, когда гибнет француз, так возиться не приходится. Впрочем, подобные случаи перестали быть редкостью.

Мы поиграли на разделение спичек, а потом началась настоящая игра. Виго неестественно быстро бросил 421. Он оставил себе всего три спички, после чего я бросил плохо, на самый низкий счет.

– «Нанетт», – произнес Виго, передвинув мне две спички. Избавившись от последней спички, он сказал: «Капитан», и я подозвал официанта, чтобы заказать еще выпивки.

– Хоть кто-нибудь у вас выигрывает? – спросил я.

– Нечасто. Хотите отыграться?

– В другой раз. Из вас получился бы отличный картежник, Виго! Вы играете в какие-нибудь другие азартные игры?

Он жалко улыбнулся, и я почему-то вспомнил его блондинку-жену, якобы изменявшую ему с молодыми офицерами.

– Знаете, – промолвил Виго, – всегда остается самая крупная игра.

– Самая крупная?

– «Взвесим выигрыш и проигрыш, – стал цитировать он, – ставя на существование Бога, оценим обе эти возможности. Если вы выигрываете, то выигрываете все. Если проигрываете, то ничего не проигрываете».

Я тоже ответил ему цитатой из Паскаля – единственной, которую помнил:

– «Оба, кто выбирает орла и кто выбирает решку, ошибаются. Оба они не правы. Истинный путь – вообще не заключать пари».

– «Да, – подхватил он, – но ставки необходимы, выбора нет. Вы вступили в игру». Вы изменяете собственным принципам, Фаулер. Вы engagé[38], как все мы.

– Религиозно – нет.

– Я не о религии. Собственно, я думал о собаке Пайла.

– О!

– Помните, что вы мне говорили: насчет того, что грязь на ее лапах может оказать ключом?

– Вы тогда ответили, что вы не Мегре и не Лекок.

– В конце концов у меня получилось неплохо, – похвалился Виго. – Обычно Пайл брал собаку с собой, когда выходил из дому?

– Полагаю, да.

– Слишком ценный был пес, чтобы позволять ему гулять самому?

– Это было бы небезопасно. Ведь в этой стране едят чау-чау. – Он стал убирать кости в карман. – Это мои кости, Виго.

– Ах, простите. Я подумал…

– Почему вы сказали, что я engagé?

– Когда вы последний раз видели собаку Пайла?

– Бог знает! Я не веду собачьей книги встреч.

– Когда вы вернетесь домой?

– Точно не знаю. – Не люблю снабжать информацией полицейских. Так я освобождаю их от лишних забот.

– Я хотел бы заглянуть к вам сегодня вечером. В десять? Если вы будете один.

– Я отправлю Фуонг в кино.

– У вас опять все хорошо – с ней?

– Да.

– Странно. У меня сложилось впечатление, что вы… несчастны.

– Для этого может быть столько причин, Виго! Вам ли не знать!

– Мне?

– Вы сами не очень счастливый человек.

– О, мне не на что жаловаться. «Разрушенный дом не горюет».

– Это еще что такое?

– Опять Паскаль. Довод, почему можно гордиться своим несчастьем. «Дерево не горюет».

– Что заставило вас стать полицейским, Виго?

– Необходимость зарабатывать на жизнь, любопытство к людям и – да, даже это – любовь к Эмилю Габорио[39].

– Вам бы в священники!

– В те времена я не читал правильных авторов, чтобы так поступить.