Тихий американец - [40]

– Мсье Чу! – позвал я.

Две женщины, не глядя на меня, покачали головами; еще одна сполоснула чашку и налила туда чаю из чайника, который держала для сохранения тепла в устланной шелком коробке. Я сел на кровать рядом со старухой, и девочка подала мне чашку. Видимо, я стал членом их сообщества наряду с кошкой и собакой – те тоже, наверное, затесались в него случайно. Младенец, ползавший по полу, дернул меня за шнурок ботинка, и никто не остановил его: на Востоке детей не укоряют. На стенах висело целых три рекламных календаря, на каждом красовалась румянощекая девушка в цветастом китайском наряде. На большом зеркале было почему-то написано «Café de Paris» – наверное, его по ошибке снесли в утиль; я сам почувствовал себя причисленным к утилю.

Я медленно пил горький зеленый чай, часто перекладывая чашку без ручки из одной ладони в другую, чтобы не обжечься, и гадал, сколько времени мне придется так просидеть. Один раз я обратился к семейству по-французски, осведомившись, когда ожидается возвращение мсье Чу, но ответа не получил – меня не поняли. Мою опустевшую чашку снова наполнили. Присутствующие не прерывали прежних занятий: одна женщина гладила, одна девушка шила, мальчишки делали уроки, старуха смотрела на свои ноги – маленькие и кривые, как положено старой китаянке, собака наблюдала за кошкой, не слезавшей с коробки.

Я начинал понимать, как тяжело зарабатывал Домингес на свое скудное прожитие.

В комнату вошел истощенный китаец. Казалось, он вообще на занимает места: он смахивал на лист пергаментной бумаги, которым проложено печенье в банке. Можно было подумать, что его полосатая фланелевая пижама движется сама по себе.

– Мсье Чу? – спросил я.

Он посмотрел на меня безразличным взглядом курильщика опиума. Впалые щеки, младенческие запястья, ладошки маленькой девочки – много же лет и много трубок понадобилось, чтобы низвести его до такого состояния.

– Мой друг мсье Домингес говорил, что вы можете мне что-то показать, – сказал я. – Вы ведь мсье Чу?

Он согласился, что он и есть мсье Чу, и вежливым жестом разрешил мне сидеть. Я видел, что причина моего появления теряется в задымленных закоулках внутри его черепа. Не желаю ли я чашечку чаю? Мой визит для него большая честь. Еще одна сполоснутая чашка – вода была выплеснута на пол – перекочевала, как раскаленный уголек, мне в ладони. Я открыл для себя новую пытку – чаем.

После моего комплимента насчет многочисленности его семейства он огляделся с удивлением, словно никогда прежде не рассматривал ситуацию под этим углом.

– Моя мать, – сказал он, – моя жена, моя сестра, мой дядя, мой брат, мои дети, тетка моих детей.

Младенец откатился от моих башмаков и теперь лежал на спине, дрыгая ножками и хныча. Чей он? Окружающие были либо слишком стары, либо слишком юны, чтобы произвести его на свет.

– Мсье Домингес говорил мне, что это важно, – произнес я.

– А, мсье Домингес. Надеюсь, мсье Домингес здоров?

– У него лихорадка.

– Сейчас нездоровый сезон.

Я не был уверен, что мсье Чу помнит, кто такой Домингес. Он закашлялся, и натянутая кожа под пижамной курткой без двух пуговиц напряглась, как на туземном барабане.

– Вам самому надо к врачу, – заметил я.

К нам присоединился молодой человек, чьего прихода я не расслышал. Одет он был аккуратно, по-европейски.

– У мистера Чу одно легкое, – сказал он по-английски.

– Жаль…

– Он выкуривает по сто пятьдесят трубок в день.

– Звучит внушительно.

– Врач говорит, что это вредно, но мистер Чу гораздо счастливее, когда курит.

Я кивнул.

– Разрешите представиться: я управляющий у мистера Чу.

– Моя фамилия Фаулер. Меня прислал Домингес. По его словам, мистер Чу хочет что-то мне сказать.

– У мистера Чу ослабела память. Чашечку чая?

– Благодарю, я уже выпил три чашки. – Это напоминало вопросы и ответы из разговорника.

Управляющий мсье Чу забрал у меня чашку и передал ее одной из девочек, которая, выплеснув чаинки на пол, снова ее наполнила.

– Недостаточно крепкий, – определил управляющий, взял чашку, сам попробовал, аккуратно сполоснул чашку и наполнил ее из второго чайника.

– Так лучше? – спросил он.

– Гораздо лучше.

Мсье Чу откашлялся, но только для того, чтобы обильно харкнуть в жестяную плевательницу, разукрашенную розовыми лепестками. Младенец катался среди чаинок, кошка скакала с коробки на саквояж и обратно.

– Лучше вам поговорить со мной, – промолвил молодой человек. – Меня зовут Хенг.

– Может, вы объясните…

– Спустимся в склад, – предложил Хенг, – там спокойнее.

Я подал мсье Чу руку, он с изумленным видом подержал ее в своих ладонях, а потом обвел взглядом комнату, будто соображал, какое я имею отношение ко всему окружающему. Мы стали спускаться по лесенке, и шум переворачиваемой гальки постепенно стих.

– Осторожно, – предупредил меня Хенг, – здесь нет нижней ступеньки. – На всякий случай он включил фонарик.

Мы оказались среди ржавых коек и ванн, и Хенг повел меня по боковому проходу. Вскоре он остановился и направил луч фонарика на металлический предмет – не то цилиндр, не то банку.

– Видите?

– Что это такое?

Хенг перевернул непонятный предмет и указал на ярлык: «Diolaction».