Тихие омуты - [18]
– Ты видел эту газету с гадким намеком? – спросил расстроенный отец.
– Телевидение тоже отличилось, – сказал сын.
– А что эти набрехали?
Никита помялся:
– Вроде бы ничего особенного. Но знаешь, это как бы по Чехову – не то тебя обокрали, не то ты сам украл. Да ты не волнуйся, завтра кого-нибудь убьют или случится землетрясение, и наша любимая пресса забудет и про твой фонд, и про тебя самого. Как ты себя чувствуешь?
– Как я могу себя чувствовать, когда такое... – убито проговорил Каштанов.
Никита не дал договорить:
– Па, повторяю, не принимай близко к сердцу. Сейчас время – жуть. Каждый день – новая пакость!
– И к тому же, – пожаловался отец, – меня все время преследует одна дрянь. Она с телевидения.
Никита сразу догадался, о ком идет речь:
– Ее зовут Джекки?
– Она у тебя была? – поразился Каштанов.
– Была. Убойная дамочка. И очень даже ничего. Па, что я могу для тебя сделать? Хочешь, я приеду?
– Ну, если тебе нечего делать...
– Мне всегда нечего делать.
– Я по тебе соскучился, – признался старший.
– И мне тебя очень не хватает, – сознался младший.
Когда Каштанов покинул телефонную будку, то сразу же обнаружил, что на него нацелена телевизионная камера. А Джекки, оказывается, влезла на крышу телефона-автомата и свисала оттуда, как обезьяна, держа в руке микрофон. Так что весь разговор Антона Михайловича с сыном был снят и записан звук.
– Спасибо за дрянь с телевидения, – сказала Джекки, спрыгнув на землю.
– Сколько это будет продолжаться?! – возмутился Антон Михайлович.
– А что вам не нравится? – ёрнически ответила Джекки. – Мы молодые, симпатичные и очень привязаны к вам.
– Я тоже симпатичный? – удивился Владик. – Ты мне этого никогда не говорила.
– Повода не было, – сымпровизировала Джекки.
– То, что вы ко мне привязаны, я чувствую! – Антон Михайлович в сердцах сплюнул и пошагал прочь.
Телевизионщики припустились за ним, и Джекки начала декламировать, вспомнив к месту пушкинские строки:
– Ребята, вы зря теряете время, – не оборачиваясь, на ходу сказал Каштанов. – Я ведь денег не крал!
– Конечно не крали! – согласилась Джекки. – Но какое это имеет значение!
Навстречу двигалось стадо коров. Джекки воскликнула:
– Я дико коров боюсь!
И тем не менее, чтобы не упустить Каштанова, смело втиснулась между четвероногими.
Полузакрыв глаза, она двигалась внутри стада и продолжала поучать Антона Михайловича:
– Как вы не понимаете сегодняшней ситуации – в стране бардак, законы не работают. Предположим, поймают какого-то никому не известного жулика, который хапнул эти миллионы, ну и что? Кому от этого радость? А если юристы повесят это дело на вас? Сразу сенсация, звонкий процесс, пресса, телевидение, шумиха. Вы, Антон Михайлович, для юристов и прессы лакомый кусочек!
Монолог Джекки произвел на хирурга сильное впечатление.
– Неужели вам все равно – виновен человек или нет?
– Мне – нет. Это нашему правосудию все равно!
– Откуда вы всё это знаете? – Слова доктора заглушило мычание, и он вынужден был их повторить.
Джекки объяснила вразумительно:
– Просто вы живете в операционной, а я в гуще жизни.
– Довольно-таки грязная у вас гуща!
– Не у вас, а у нас! – поправила Джекки. – Это наша общая гуща!
– Кстати, – с насмешкой спросил Каштанов, – почему ваш парень меня не снимает? Роскошный кадр – я в стаде коров!
– Снять? – быстро отреагировал Владик.
– Не надо, – столь же быстро отреагировала Джекки и пояснила: – Мы снимаем только узловые моменты. Например, уважаемый академик, как вы крадете булочки!
– Надеюсь, вы подарите мне этот незабвенный кадр? – с усмешкой осведомился академик.
– Когда выйдете из тюрьмы – обязательно! – пообещала нахалка, но тотчас вскрикнула от боли и упала. Коровы в испуге шарахнулись в сторону.
Владик бросился к Джекки.
– Что с тобой?
– На меня наступила корова.
Каштанов стал защищать парнокопытное:
– Корова не может наступить на человека.
Джекки попыталась встать, застонала и вновь опустилась на землю.
– Ну, что там у вас? – грубовато спросил Антон Михайлович, возвращаясь к упавшей. Хирург взял над ним верх.
– Зверски болит, дотронуться не могу.
– Где именно?
– Вот здесь! – показала Джекки.
Доктор нагнулся и пощупал ногу. Джекки снова вскрикнула. Тогда Каштанов распорядился:
– Владик, помогите мне!
Мужчины осторожно приподняли Джекки и перенесли на траву.
– Надо снять ваши брюки! – сказал Каштанов.
Джекки не позволила:
– Вы считаете, что все журналистки – шлюхи!
– Вам виднее! – ехидно ответил Каштанов. – Тогда придется порвать брючину.
– Да рвите же, мямля! – Джекки было очень больно.
Каштанов разорвал штанину и стал осматривать ногу.
– Наружного кровотечения нет, но нужно сделать рентген. Владик, быстро за льдом! К месту ушиба следует приложить холодное.
– Где я возьму лед, сейчас лето! – растерялся Владик.
– В деревне в каждом дворе есть ледник! – сердито объяснил хирург.
Владик поспешил за льдом.
– А я за машиной! – сказал Антон Михайлович. – Где она?
– Тут неподалеку, вон за той избой, – показала Джекки и отдала ключи от автомобиля.
Доктор вернулся первым.
– Только вы, Антон Михайлович, не вздумайте ехать со мной в больницу! – обеспокоенно сказала Джекки.
Пьеса «Сослуживцы» Эмиля Брагинского и Эльдара Рязанова стала основой для сценария к одному из самых любимых зрителем советских фильмов – «Служебного романа» 1977 года. Сюжет знаком многим: статистическое учреждение, его начальница – «синий чулок» Людмила Прокофьевна, ухаживающий за ней старший статистик Новосельцев и их коллеги, наблюдающие за развитием «романа на рабочем месте».
«… Историю о том, как какой-то человек угонял частные машины у людей, живущих на нечестные, нетрудовые доходы, продавал их, а вырученные деньги переводил в детские дома, мы оба слышали в разных городах – и в Москве, и в Ленинграде, и в Одессе. В каждом городе утверждали, что этот факт случился именно у них.Рассказывали, что в какой-то газете об этом даже писалось.История нам понравилась, мы решили на ней остановиться. Но прежде чем начинать работу над сценарием, нам хотелось убедиться в достоверности этого происшествия.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Книга Надежды Александровны Тэффи (1872-1952) дает читателю возможность более полно познакомиться с ранним творчеством писательницы, которую по праву называли "изящнейшей жемчужиной русского культурного юмора".
Книга Надежды Александровны Тэффи (1872-1952) дает читателю возможность более полно познакомиться с ранним творчеством писательницы, которую по праву называли "изящнейшей жемчужиной русского культурного юмора".
Книга Надежды Александровны Тэффи (1872-1952) дает читателю возможность более полно познакомиться с ранним творчеством писательницы, которую по праву называли "изящнейшей жемчужиной русского культурного юмора".
Книга Надежды Александровны Тэффи (1872-1952) дает читателю возможность более полно познакомиться с ранним творчеством писательницы, которую по праву называли "изящнейшей жемчужиной русского культурного юмора".
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.