Тихие дни в Перемешках - [3]

Еще ему нравится, что Найджела такая боль­шая. У нее есть бедра, например. И грудь.

Разговорился с одной дамой в «Лидле».

Вот как? Понятно.

Бертольд и Сабина играют с ее детьми, и я по­нял, что ей было неловко увидеть меня и не пере­кинуться парой слов.

И что она сказала?

Ее зовут Лиза, она из Америки. Она долго рас­сказывала мне о каком-то здешнем замке, что он совершенно сказочной красоты, до потери пуль­са просто, и где-то здесь совсем неподалеку, если я правильно понял.

Нойшванштайн.

Да. Так вот эта женщина долго-долго вынима­ла душу из своего парня, что им надо поехать в Европу посмотреть этот замок, а он ни в какую, ему хотелось в Мексику, короче, нашла коса на камень, дело едва не кончилось разрывом, но по­том она его все-таки допилила, они приехали в Европу, и замок так их потряс, что парень прямо тут же сделал ей предложение, и на свадебных приглашениях они напечатали фото замка, и сва­дебный торт заказали, конечно же, в форме замка, и теперь у них двое детей и они приезжают сюда каждый второй год.

Понятно.

We have so much fun in Europe[9], повторила она несколько раз.

Понятно.

Я даже думал эту фразу записать.

Запиши.

Пока я ее не забыл.

Думаешь вставить в свою пьесу?

Возможно.

Хорошо. Когда вы встречаетесь снова?

Мне это и в голову не приходило.

Черт, опять села батарейка в зубной щетке.

Обидно.

Обидно? Да это тоска!!! Она, считай, новая.

Ну, поставь ее на ночь заряжаться.

Я каждую ночь заряжаю свою зубную щетку.

А ты не думаешь послать рекламацию в фир­му «Браун»? Я считаю, нельзя им спускать, ког­да они продают нам товар ненадлежащего каче­ства.

Ты прав! А так можно? Думаешь, они отве­тят?

Ответят еще как. Поддержание вежливых от­ношений с клиентами — суперважная вещь для таких фирм. Не сомневаюсь, что в эту самую минуту человек семь, нет, восемь сотрудников сидят и только и ждут, когда ты напишешь им письмо.

Раз в день Телеман надолго запирается в ван­ной комнате.

Нет, его не мучают запоры, но ему нравится сидеть в полном одиночестве и думать о театре.

Чтобы следить за временем, он включает Нинину электрическую щетку. Он считает, что име­ет полное право подарить лично себе те крохот­ные полчасика, за которые она разряжается. Телеманово время, так он его называет. Или время Театра. Граница между ними условная. Челове­ку стороннему не удастся заметить, где кончается время Телемана и начинается время Театра. Те­леман и сам не всегда это понимает.

Иногда он думает о театре так напряженно, что когда щетка отключается, он забывает сунуть ее в зарядку. Так она и стоит на бортике раковины, использованная и одинокая.

Телеман! Что случилось?

А? Что? Все в порядке. Мне просто снился сон.

Какой?

Да ерунда всякая.

Никакая это не ерунда. Все, что происходит с тобой, для меня важно.

Что, правда?

Конечно.

Ничего себе!

А для тебя это не так? Когда что-то происхо­дит со мной?

Нет, ну да... Я просто не формулировал этого так... так, что ли, конкретно.

Что тебе снилось?

Если ты так настаиваешь — мне снился Чарльз Саатчи.

А кто такой Чарльз Саатчи?

Некий богатый англичанин. Он родился в Баг­даде в еврейской семье, в Лондон его привезли, когда ему было четыре. Я не совсем знаю, почему они переехали. Возможно, быть евреем в Багдаде не так просто. Как бы то ни было, позже они с братом открыли огромное рекламное бюро. Еще он коллекционирует современное искусство.

А почему он тебе приснился?

Понятия не имею.

И что происходило в твоем сне?

Там был роскошный дом, знаешь, такой бо­гатый лондонский особняк белого кирпича в несколько этажей с видом на парк, большой ухожен­ный парк, сплошь застроенный вокруг такими же дорогими домами. Мне надо войти в дом. Я чув­ствую, что там в доме человек, которому важно, чтобы я вошел. Но Чарльз Саатчи не пускает ме­ня, загораживает дорогу. Он стоял перед дверями и улыбался, как улыбаются эти денежные мешки, типа «и не думай сюда попасть, забудь дорогу, тебе здесь и через тысячу лет ничего не светит», понимаешь, о чем я, да? И вот он стоит улыбает­ся, а меня такая ярость взяла, я ему говорю — подавись своей улыбочкой, а он хоть бы хны, сто­ит себе и стоит, и я понимаю, что сделать ничего не могу, и злюсь, и так тошно, а он только шире улыбается.

Да уж. Я понимаю тебя, это очень обидно.

Да.

Но почему он тебе приснился? Не знаешь?

Не-а.

И ты ничего больше о нем не знаешь?

Толком нет.

И все-таки твое бессознательное цепляется за него и воспринимает его как некую угрозу?

М-да.

Как-то странно.

Да уж.

Телеман, это даже интересно. Давай-ка в этом поковыряемся.

Ну давай.

Расскажи мне о нем побольше.

Да я не знаю ничего.

У него есть хобби?

Он коллекционер.

Да, ты говорил. Он женат?

Что?

Я спрашиваю: он женат?

Ну... не помню.

По-моему, у тебя как-то дрогнул голос.

Просто я засыпаю.

Ладно. Будем дальше спать?

Пожалуй.

Спокойной ночи.

Спокойной ночи.

Нина не в курсе, но Чарльз Саатчи женат на Найджеле Лоусон, и для Телемана большая про­блема смириться с этим, он и сам это за собой знает. Он думает о Саатчи почти так же часто, как и о Найджеле.

Стоит Телеману размечтаться о Найджеле, на­пример когда он готовит по ее рецептам, к этим приятным мыслям тут же начинают исподволь примешиваться противные мысли о Саатчи. Они не забивают полностью сладких фантазий о Най­джеле, но портят их вкус, делая все вдруг слож­ным и нечистым.