Тихая война - [10]

Как сейчас помню, минуты две мы стояли как вкопанные и молча смотрели на это чудище, а оно красовалось перед нами, как бы нагло насмехаясь над всеми. Сам факт присутствия этого белого паука, символа враждебной нам державы, здесь, на венгерской земле, в нескольких километрах от ее столицы, возмутил всех нас до глубины души.

Не знаю, кто ринулся первым, но хорошо помню, что спустя минуту весь отряд без всякой команды бросился разрушать ненавистное сооружение руками и ногами, чуть ли не зубами. В ход пошло все — ножи, ложки, бойскаутские топорики. Нам повезло: цемент был еще свежим и не успел намертво схватить каменную кладку.

С безграничной яростью мы рыли, выкапывали, выдирали из земли осколки камней и белые кирпичи и с победными торжествующими криками швыряли их с обрыва вниз. Мы трудились как одержимые. Дело уже близилось к концу, когда один из ребят, кажется это был Габор Витез, громко воскликнул, указывая в сторону села:

— Смотрите-ка! Фольксбундовцы идут!

По горной дороге, размахивая палками и жердями, быстрым шагом поднималась по направлению к нам большая группа здоровенных парней в коричневых рубашках.

— Отходить через лес! — крикнул кто-то из бойскаутов.

В последующие годы мне довелось не раз скрываться в подполье, спать в заснеженном лесу, пробираться по болотным тропкам темной ночью, но бежать?! Никогда в жизни я не бежал с такой быстротой, не разбирая дороги, через лес и кустарник, как тогда, летним днем 1943 года, от самого Надьсенаша до конечной остановки трамвая в Хювешвельде.

Нелегко нам пришлось тогда. Фольксбундовцы неплохо знали местность и кое-что соображали. Разбившись на несколько групп, они сначала попытались окружить бойскаутов, но, поняв, что не успевают, решили оттеснить нас к шоссе, чтобы настичь на подоспевших автомашинах и велосипедах. Вот тут-то в первый о далеко не в последний раз нам пригодились и наши навыки, приобретенные во время бойскаутских военных игр и занятий по ориентированию на местности, и наша сноровка лазить по горам и ходить по лесу. Где ползком, где бегом по еле заметным тропинкам, где напролом через кустарник, но мы все-таки избежали окружения и опередили своих преследователей. Удирали мы от верной гибели, ибо знали, что в те времена нередко находили трупы венгерских парней, исколотых ножами, в селах, в которых в основном жили фольксбундовцы.

Во всяком случае, удрать от разъяренных швабов нам удалось. Измученные, в изорванной одежде, но с торжеством победителей мы набились в задний вагон трамвая.

— Здорово же мы их провели!.. — срывающимся мальчишеским голосом воскликнул кто-то из ребят.

И словно по этому сигналу на остановку позади нас выбежала толпа коричневорубашечников, что-то дико орущая по-немецки. Все мы так и обмерли от страха.

По сей день остается тайной, обязаны ли мы счастливой случайности, или бравый вагоновожатый правильно оценил обстановку, только в следующее мгновение наш трамвай вдруг тронулся с места и покатил в Буду со скоростью, явно превышавшей нормальную.

Мы были спасены.

СРЕДИ ТЕРРОРИСТОВ

В возрасте двадцати одного года меня, как и всех молодых людей, не имевших физических недостатков, призвали в армию. Повестка из районной комендатуры гласила, что отныне я зачислен рядовым в батальон аэродромного обслуживания, базировавшийся на Матьяшфельдском аэродроме под Будапештом.

Во всей моей последующей жизни, даже в годы, проведенные в тюрьме и лагере, я никогда не чувствовал себя таким униженным и бесправным, как тогда, когда на мне был мундир солдата хортистской армии. Собственно говоря, мы, новобранцы, переставали быть людьми. Беспощадная, невыносимая муштра и крайне унизительное обращение лишали нас человеческого достоинства и превращали в послушное орудие под названием «пушечное мясо».

Уже начало службы не предвещало ничего хорошего. Нас, новобранцев, усадили в кружок в самом конце летного поля, а перед нами появился новоиспеченный молоденький лейтенант, выпускник летного училища в Кошице. Рисуясь, он принялся вдалбливать нам в голову основы истории авиации и летного дела.

— Извольте слушать и запоминайте! — поучал нас лейтенантик. — Вам должно быть известно, что желание летать возникло у человека много тысяч лет назад. Еще в древнегреческих мифах говорилось о Дедале и Икаре, взлетавших к солнцу. Однако первый в мире летательный аппарат был сооружен итальянским художником Микеланджело…

Тут я, полный наивного стремления к истине, поднял руку. (Теперь, спустя много лет, я назвал бы это просто глупостью.) Лейтенант удивленно уставился на меня:

— Что тебе?

— Господин лейтенант, позвольте с почтением доложить, это был Леонардо да Винчи.

Мне показалось, что лейтенант сейчас проглотит меня.

— Болван! — взвизгнул он. — Если лейтенант венгерской королевской армии говорит — Микеланджело, значит, так оно и есть! Ты понял?..

Эта небольшая интермедия закончилась тем, что после окончания занятий по истории авиации я под командой бравого унтера в течение часа бегал, ложился, ползал по-пластунски и снова вставал и бегал по зеленому полю аэродрома. Я еще легко отделался, а вот один из новобранцев был наказан подвешиванием только за то, что он по команде офицера «Передать оружие!» сделал это не так, как предписывалось уставом.