Тихая тень - [6]
Наверное, я заулыбался. А Гамов нахмурился: нечего смешного.
Гамов пояснил: мол, старик, никто тебя не видел. Одни тексты. Кое-кто даже лепечет, будто ты – мой псевдоним. Тебя надо вывести в свет, принести на какой-нибудь литсалон. Хоть ненадолго. Скажи что-нибудь мудрое и малопонятное. Неосмысленное. Тогда тебя признают за нечто реальное.
Я захохотал. Для него, моего посетителя, эпизод с хохотом, надо полагать, выглядел кадром из жизни умалишенных. Но для меня-то! Малореальный я-объект пишет тексты (а производная от малореального еще менее реальна; мои внешние тексты – почти прозрачная пустотность), и если сложить оные тексты с оценкой со стороны неких малореальных персон-обстоятельств моего наблюдения, а оценивать они будут вербальную и визуальную манифестацию я-объекта (притом вербальная манифестация по условиям игры «малопонятна»), то сумма всех перечисленных слагаемых окажется суперпустотой. А Гамов говорит: «…Признают за нечто реальное».
Полнейшая патологичность ситуации показалась мне до такой степени забавной, что я согласился «выйти в свет».
Очень плохо помню подробности моей экспедиции на один литсалонный вечер. Поначалу – гнетущее пятно: там оказалось человек двенадцать-пятнадцать посетителей; кошмарная людность. Отвык, отвык, освободился. Я перемещаюсь по залу, стержни взглядов полосуют всю мою нелепую сутулость. Холодно, все в мотивах хищного металла, мороз-Вагнер, мои ноздри поймали запах пота, хотя его, конечно же, не было – ассоциация с боксерским рингом или борцовским залом… Я забился в самый угол и трепетал, когда кто-нибудь проходил мимо. А вдруг сядет рядом, вдруг сомнет мою естественную территорию отторжения. Гамов был бы кстати. Он укрепил бы мой дух, его присутствие, по ощущению, легитимизировало бы как-то мое присутствие. Но подлец Гамов пришел с опозданием, когда все уже началось, сел в отдалении. Как раз его-то я бы принял в полосу отторжения, в качестве защитника.
Поначалу я воспринял литсалоновский зал как западню. Коммуникационный капкан. Со всех сторон висят угрозы агрессии. Как в средневековой пыточной комнате: шипы вбиты во все стены, в пол и в потолок, а тебя туда вталкивают… Мои чувствования оказались настолько фантастическими, что я на минуту совершенно утратил связь с внешним миром, обступившим меня со всех сторон. Ноль реальности. Я не мог здесь оказаться. Для восстановления связи пришлось выстроить какую-то контуженную позицию: я здесь, поскольку мне сидение здесь понадобилось в будущем для чего-то необходимого в целях безопасности и комфорта. Просто реальность-сейчас эманирует из реальности-будущего, и прагматическая цель моего здесь-сидения будет осознана позднее. Экзотично, конечно, но хотя бы правдоподобно.
Потом я присиделся. Стало удобнее. Прислушался. Молодой человек с очень бледной кожей читал рассказ. Его слова звучали сбивчиво и невнятно. Из зала то и дело покрикивали: «Громче! Громче!» Чтец пытался громче, но скоро вновь сбивался на невнятицу. Каждую третью фразу я не столько слышал из своего угла, сколько додумывал. Его текст оказался психологически близким для меня. О да, настоящий пушистый поток. Некий некто, кажется, мужского пола, мучается у входной двери собственной квартиры, не решаясь выйти. Здесь – уют, там – непредсказуемость. Здесь – безопасность, там – скопище угроз. Сам уход несет в себе семена страшной трагедии: можно утратить саму возможность вернуться. Дверь может оказаться безнадежно запертой. Драматизм ситуации усилен за счет того, что главный герой видит ее из двух разных точек во времени. Вот он мается перед дверью внутри, а вот он же, несколькими часами позднее поднимается лифтом на этаж и с ужасом обнаруживают отсутствие двери в стене. Какой кошмарной ошибкой оказывается его квест за пределы квартиры! И ведь были явственные предчувствия: не выходи, не выходи… Казалось бы, для него, стоящего перед дверью внутри квартиры, драматическая коллизия выхода и утраты предопределена. Однако в конце повествования главный герой так и не покидает квартиру… Прекрасный, очень точно подобранный финал!
Потом кто-то обвинял чтеца в полнейшей бессвязности, бессмысленности, нечленораздельности… Вижу, Гамов шепчется с хозяйкой салона, показывает на меня. А я пугаюсь: я так устал, мне трудно держать в фокусе внимания такие большие периоды устной речи… Я уже очень устал. Показал бы меня Гамов: вот, вот он, – да и все. Вышло намного неприятнее. Хозяйка встала… у нас в гостях… известный критик… выскажет свое мнение… этого спорного текста… очень интересно… понимание интеллектуального абстракционизма (ужас! ужас!)… с удовольствием послушаем… прошу вас…
И тут полное молчание, все повернули головы и смотрят в угол, где я затравленно сижу. Деваться некуда, обложили. Я встаю, потом сажусь, опять встаю… Нелепость какая! Рядом оказался какой-то низенький и крепкий на вид столик. Сел на него. Оказалось: хороший ход. Не унижаюсь стоянием, никого не оскорбляю сидением, сижу чуть выше уровня голов.
Я открыл рот и постарался ту косноязычную ахинею, которая вытекла из моих внутренностей, украсить возможно большим количеством научных слов. Что-то постфактум мне вспоминалось не без приятности: «неевклидова метрика интертекстуального пространства», «аутичное вытеснение обыденных реалий», «антифрейдизм», «принципиальная не-конгруэнтность бастионам традиционной субъектности»… Редкий идиотизм слов и словосочетаний, любимых и уважаемых современными литературоведами, всегда рождал во мне позывы к извращенному наслаждению. Произошло совмещение приятного с полезным.
В Московской Зоне появилось неизвестное существо – сверхбыстрое, сверхсильное и смертельно опасное. То ли человек, то ли мутант – информация отсутствует. Известно только, что оно легко убивает опытных сталкеров, а само практически неуязвимо. И именно с этим монстром придется столкнуться проводнику научных групп военсталкеру Тиму и его друзьям – всего лишь слабым людям…
Во времена Ивана Грозного над Россией нависла гибельная опасность татарского вторжения. Крымский хан долго готовил большое нашествие, собирая союзников по всей Великой Степи. Русским полкам предстояло выйти навстречу врагу и встать насмерть, как во времена битвы на поле Куликовом.
Многим хотелось бы переделать историю своей страны. Может быть, тогда и настоящее было бы более уютным, более благоустроенным. Но лишь нескольким энтузиастам выпадает шанс попробовать трудный хлеб хроноинвэйдоров – диверсантов, забрасываемых в иные эпохи. Один из них попадает в самое пекло гражданской войны и пытается переломить ее ход, обеспечив победу Белому делу. Однако, став бойцом корниловской пехоты, отведав ужаса и правды того времени, он все чаще задумывается: не правильнее ли вернуться и переделать настоящее?
В судьбе России второй половины XV—XVII столетий смешаны в равных пропорциях земля и небо, высокое и низкое, чертеж ученого дьяка, точно передающий линии рек, озер, лесов в недавно разведанных землях и житие святого инока, первым поселившегося там. Глядя на карту, нетрудно убедиться, что еще в середине XV века Московская Русь была небольшой, бедной, редко заселенной страной. Но к началу XVI века из нее выросла великая держава, а на рубеже XVI и XVII столетий она превратилась в государство-гигант. Именно географическая среда коренной «европейской» Руси способствовала тому, что в XVI—XVII веках чрезвычайно быстро были колонизированы Русский Север, Урал и Сибирь.
Молодой сталкер Тим впервые в Зоне. И не удивительно, что его стремятся использовать как отмычку циничные проходимцы. Но удача новичка и помощь таинственного сталкера-ветерана помогают Тиму выйти невредимым из смертельной передряги. Итак, Тим жив, но вокруг него — наводненная опасными мутантами Зона, Зона-людоед, Зона-поганка… Сможет ли Тим выжить? Сумеет ли выполнить важную миссию в составе группы эскорта?
Едва ли найдется в русской средневековой истории фигура более отталкивающая и, казалось бы, менее подходящая для книжной серии «Жизнь замечательных людей», нежели Малюта Скуратов, в документах именуемый Григорием Лукьяновичем Скуратовым-Бельским. Самый известный из опричников Ивана Грозного, он и прославился-то исключительно своим палачеством, да еще верностью своему государю, по единому слову которого готов был растерзать любого, на кого тот укажет. Изувер, душегуб, мучитель — ни один из этих эпитетов не кажется чрезмерным, когда речь идет о нем.
Что если люди не самый ценный груз М-бика, идущего к своей цели уже шестьдесят семь лет?Рассказ вошёл в антологию 2015 г. «Другие миры».
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Рассказ. Она идет через столетия, через страны, через семьи. Она — дитя телом и душой взрослого человека. Еще одна вариация на тему бессмертия. Вот только этой вечноживущей героине рассказа вряд ли кто позавидует…
Внимательней приглядывайтесь к сувенирам и безделушкам своей подруги! Среди таких вещей может скрываться всё что угодно, даже космический корабль.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.