Тихая разведка - [46]

— И когда же, Григорий, попал ты к немцам в плен? — будто не слыша вопроса, поинтересовался Двуреченский.

— В начале сентября сорок второго… В придонских степях у речки Сал, что под хутором Топилиным. Спустя два месяца после мобилизации. Да и ушел я в Красную армию добровольцем. Воевал под Ростовом, на левом берегу Дона, у Ольгинской…

— Пароль на сегодняшние сутки знаешь?

— Да! «Дунай». Отзыв — «Днестр». Это пароль нашего гарнизона. У немцев свой. Наш-то они знают, но свой постоянно держат в секрете, за семью замками. Нам не доверяют.

— Чучело ты гороховое, Сукнин! Зная тебя с детства, не мог даже подумать… — как бы примиряюще сказал Двуреченский.

— Завинчивали гайку до отказа… Морили голодом, спать приходилось, если это можно назвать сном, где придется, среди испражнений, воду — и ту пили гнилую, со стекающими в канаву нечистотами. Стреляли в нас по выбору, на спор. Крематорий, говаривали эсэсовцы, — счастье для избранных, избавление от мук. А в рай, мол, попадают только божьи агнцы, прошедшие их чистилище.

— Напрасно исповедуешься…

— А я и не выкладываюсь перед тобой. Знаю, ничего от этого не изменится, — с раздражением выдавил из себя Сукнин. — Стреляй… Нет! Стрелять ты не станешь, ты хитрый. Убьешь меня кинжалом. Это долго, очень долго, Егор. Как жаль, что и смерть не приходит без мук.

Егор тронул рукоять кинжала в висевших на поясе ножнах.

— Предать во второй раз ты уже не сможешь. Прежде всего, с тобой уже нет напарника, а без него петля тебе обеспечена… Скорый суд — и рассуждать не будут…

Галушка недоуменно посмотрел на Егора.

— Скажи, Григорий, что тебе известно об армейской группе под кодовым названием «Метеор»? Возможно, что ваша часть, как вспомогательная единица, входит в ее состав.

— Мы не имеем никакой информации. Ходят слухи, что наша рота через несколько дней будет отправлена на передний край. День, который я ждал с таким нетерпением. Уже розданы дополнительные боеприпасы. Больше мне ничего не известно. Контактов с немцами не имею.

— Хорошо, — тяжело вздохнув, словно закончив тяжелую работу, произнес Двуреченский. — Так вот… Ты должен выполнить ответственное задание советского командования — взорвать объект, который ты охраняешь. Это будет твоя помощь Советской Армии. Только честно, без показухи. Может, и ты будешь после этого исключен из черных списков памяти. Умрешь, как солдат, на боевом посту. Знаешь, как это делается?

— Заслужил ли я такое доверие, Егор? Но, считай, что я приступил к выполнению боевого задания. Несколько стокубовых цистерн стоят открыто, на низких основаниях, по соседству с точно такими же, только уложенными в траншеи с маскировкой. Хранилища боеприпасов — снарядов разного калибра, мин, винтовочных и автоматных патронов, ручных гранат — временные деревянные постройки барачного типа. Стоит бросить связку гранат…

Жизнь как бы медленно возвращалась к Сукнину! Его серое, без единой кровинки лицо стало светлеть, ожили потухшие глаза. Он хотел еще что-то сказать, но ему мешали жесткие спазмы, возникшие в сухой гортани.

— А ведь я, — выговорил Сукнин наконец, — заметил одного из ваших в зарослях кустарника, когда споткнулся и чуть не упал. Того, у кого рыжие волосы… — Ошарашил он Егора потоком этих тихих слов, виновато смотря в глаза Двуреченскому — Возвращаться в караульное помещение мне не с руки. Пойду прямо к хранилищу. Так я иду, Егорка? Да?

— Иди! — как бы не замечая его протянутой руки, властно сказал Двуреченский. — Мы уходим. И помни, что отец у тебя, дядя Миша, старый солдат и большевик с большой буквы. И вера у нас с тобой одна — советская! Прощай! Если уцелеешь, буду рад. Держи узду коня, на которого опять сел, надежно и крепко.

Двуреченский смотрел Сукнину вслед, слушая, как шелестят, смыкаясь за ним, ветки кустарника.

Глава тринадцатая

— Командир! Впереди — немецкая застава! — осматривая в бинокль местность, предупредил лейтенанта Черемушкина сержант Румянцев. Разведчики расположились под сенью крупных сосен, там, где кончалось разнотравье. Прямо перед ними на расстоянии полукилометра маячили лягушачьей окраской два бронетранспортера с выставленными вверх стволами крупнокалиберных пулеметов. Немецких солдат в машинах не было, видимо, они лежали в траве. Солнце уже взошло, съедая островки плавающего в низинах сизого тумана. Зубчатая стена леса впереди выступала четко, окрашенная скользящими желто-красными бликами. За ней, в двух километрах, и находился овраг с отметкой «двести один», к которому стремился лейтенант Черемушкин.

— Спокойно, ребята, спокойно! Осмотримся, определимся и подумаем: почему, с какой целью торчат здесь эти чучела, — проговорил лейтенант, поднося к глазам бинокль. — Да! Ты прав, Александр. Вперед для нас дороги нет! Но что бы это значило? Какую задачу выполняет десант бронетранспортеров? Непонятно. Возможно, немцы не поверили в нашу гибель. Экипаж мог собственноручно взорвать танк. Почему собственноручно? Боекомплект мог взорваться и от детонирующего удара снаряда. Как ты мыслишь, Румянцев?

— Трудно сказать, командир. Но, скорее всего, командующий группировкой «Метеор» генерал Веллер, узнав о потрясающих событиях в танковой дивизии, приказал своему штабу, в том числе и начальнику контрразведки, в широком диапазоне блокировать подходы и выходы из района ее дислокации.