Тихая разведка - [198]

Капитан поднялся и погрозил в сторону хутора Святой Симеон крепко сжатым кулаком…

Утро ступило тихое, безросное, солнечное. Где-то совсем рядом застучал дятел. Грустно и коротко прокуковала кукушка. Неподалеку, наверное, находилось лесное озеро: как бы захлебываясь, ухала выпь. С той же стороны истошно закрякала дикая утка. В нескольких метрах от Черемушкина и Сабурова бесстрашно, даже приостановившись и повернув любопытную мордочку в сторону разведчиков, пробежал серый зайчишка.

Из имущества ничего взято не было. И это говорило о том, что нападение на их лагерь являлось тщательно обдуманным, с определенной целью, которая для них стала теперь ясна. И Черемушкин с Сабуровым в течение дня тщательно разработали акцию возмездия гарнизону хуторка Святой Симеон. Они отдавали себе полный отчет в том, что остались из разведгруппы только вдвоем и решение возложенной на себя задачи является, естественно, по их силам сомнительным предприятием. Но мысль возникшую не оставили: управятся с часовыми, а дальше — дело опыта и техники. Причем, вторая половина ночи — испытанный спутник темных дел, мастеров удавки и кинжала.

Михаила Касаткина похоронили у веселенькой белой березы, земля подле нее оказалась мягкой. Отсюда открывался величественный вид на все стороны света. Немецкого солдата также предали земле.

В лесу темнеет значительно раньше, чем на равнине в бескрайней степи. В полночь, вооруженные до зубов Черемушкин и Сабуров миновали проход из урочища в долину к намеченному ими мысу, к расположенным неравным треугольником жасминовым зарослям. Теперь, тихая без признаков жизни единственная усадьба Святого Симеона лежала от разведчиков примерно в трехстах метрах. Черемушкин и Сабуров залегли, расслабив после напряжения тела, глубоко вбирая в легкие ночной воздух, насыщенный ароматами трав и уцелевших еще кое-где по кустам запахами белых цветов жасмина. Время словно остановилось. Наконец, Черемушкин толкнул локтем Сабурова:

— Не спишь? Начинаем! По-пластунски.

Осторожно, по пяди, часто замирая и до рези в глазах всматриваясь во мрак, стали сближаться с темной громадой строений хутора. Внезапно Глеб Сабуров схватил пятерней руки за каблук хромового сапога командира (тот сбросив в оставляемом лагере альпийские ботинки, натянул из имеющейся у него формы гауптштурмфюрера СС сапоги, униформу аккуратно сложил и хранил в рюкзаке) и прошептал:

— Товарищ капитан. В точке, к которой мы приближаемся, то меркнет, то вновь разгорается светлячком крохотный огонек. Ясно, что курит человек, неумело пряча в ладони зажженную сигарету. Нас ждет засада.

— Не молоти. Сам вижу, не слепой…

Впереди вновь разгорелось малиновое пятнышко, превращаясь в темнеющее колечко. Ждали, но мгла оставалась непроницаемой.

— Фриц невольно спас нас и дал добро на успех. А почему? Устав крепко нарушил. В засаде, видимо, двое. Без писка. Ты — справа, я — слева…

Немцы в дозоре все же заслышали непонятное, идущее от земли шуршание. Подобным образом при движении может колебать воздух даже безобидный ежик. Затаили дыхание: ни звука. Солдаты успокоились и сняли руки с автоматов. Шорох повторился. Дозорные приподнялись от земли на локтях, вытянув шеи. Но ничего не успели увидеть: ножи сверкнули в ночи сзади, поразив их в напряженные спины. Строения хуторка как бы шагнули навстречу разведчикам.

У ворот, по всем армейским правилам, должен был бы находиться часовой. Может, затаился, сидя или лежа, и зорко следит за подходами к своему объекту. Не похоже. И едва только успели подобраться к плотному дощатому забору, распластаться у калитки, как послышалось откашливание стоящего во дворе человека. То подал о себе голос часовой. Придерживая на груди оружие, не подозревая о нависшей над ним смертельной опасности, ночной страж шагнул в калитку. Сделал шаг, второй…

«Прости, солдат!» — оказавшись позади часового и занося руку с ножом, мысленно произнес Сабуров.

Обмякшее тело часового уложили под широкую лавку у ворот. Спокойно, как явившиеся после недолгой отлучки хозяева, вошли во двор. В нем стояли две автомашины: одна грузовая типа «фиат» с передвижной электростанцией, вторая — легковая чехословацкая «татра». Из угловой комнаты дома из-за небрежно задернутой занавески через оконное стекло сочился неяркий электрический свет. Окна остальных комнат были темны. Когда вошли в дом, оказалось, что комнаты были смежные. В первой стояли аккуратно застеленные две кровати, во второй на двухъярусных нарах крепким сном спали люди. Черемушкин на мгновение включил электрический фонарик. На нижних нарах лежали четверо, на верхних — трое. В левом углу — пирамида на двенадцать единиц оружий. Расправиться с семью солдатами при навыках Черемушкина и Сабурова было бы делом одной минуты. Но они заглянули в последнюю, угловую комнату, из которой падал свет.

Здесь стояли письменный стол, несколько женских полумягких стульев, диван, тумбочка для книг. И… подобна той, которая была в разведгруппе; работавшая в тот момент на прием. Перед ней на стуле с неснятыми наушниками, поставив локти на столешницу и опустив голову на ладони, сидел дремлющий пожилой радист. Черемушкин мягко опустил руку на его плечо. Тот вздрогнул и очень медленно повернул голову. В сонных глазах радиста плеснулось какое-то непонятное выражение. Он быстро встал и положил наушники на стол, явно глупо улыбаясь. Заметив же в руках второго человека блестящее лезвие ножа, без слов опустился на прежнее место, заваливаясь корпусом тела влево.