Тихая пристань - [25]

Встретился ли он в тот вечер с Ниной, Михаил Петрович не знал, уж очень занят был. А главное — эта газета. Не один раз прочитал о рецептуре сенажа. Никогда еще ни в своем колхозе, ни в соседнем и помина не было об этом самом сенаже. А дело, кажется, стоящее. Поизмельчить малость залежавшуюся траву, и пожалуйста, закладывай.

Утром первым выехал в луга. Весь день то с граблями, то с меркой, то с вилами; в час, когда выглядывало солнце и слегка подвяливало траву, он бежал к машинам, торопил шоферов с погрузкой и доставкой ее к ферме. Был он оживлен, неутомим.

И вот рядышком с фермой поднялись курганы, плотно закрытые пленкой и землей. Сенаж готов! Приехал председатель колхоза, принялся хвалить бригадира и колхозников за старание. Кашину надо бы только радоваться этой похвале, но он тряс головой:

— Не за что, не за что…

В нем будто все переломилось. Колхозники удивлялись: что же это бригадир отмахивается от заслуженной похвалы? Ведь трава-то спасена. Корм — вот он, здесь, в этих курганах!

— Вижу, устал ты, Петрович, — опять подошел к нему председатель. — Осенью, после уборки, пошлем тебя в санаторий, на юг. Отдохнешь.

Молчал бригадир. Что-то его угнетало, тревожило, может быть, первый раз он так задумался. А о чем — не сказывал, не открывал душу. Уже все разошлись, а он все стоял, опираясь на треугольную мерку, и глядел в сторону перелеска, к которому вела дорога, вся истоптанная копытами.

Моросил дождь, в ямках от копыт рябилась вода, облака по-осеннему низко плыли над землей. Кто-то из ворот фермы окликнул бригадира, зовя под крышу. Тот не отозвался. Все стоял и стоял, обращенный взглядом к перелеску. Казалось, кого-то ждал. Но кого? Никто на дороге не появлялся.

Наконец Михаил Петрович отставил мерку, привычно похлопал по карманам, ища курево. Вытащил помятую пачку папирос, закурил. Постоял еще. Потом поднял мерку и побрел домой, поминутно оглядываясь.

Нина встретила его в дверях.

— Ой, папа, какой ты мокрый, — сказала она. — Раздевайся, да я покормлю тебя обедом.

— Мать где? — проходя к вешалке, спросил он.

— Она там, на пастбище, у Матвея…

— У Матвея? А что ей надо?

— С зоотехником племконторы поехала. Отбирать телят на племя. Зоотехник сказывал — куда-то за границу будут отправлять.

— Ври больше!

— А чего врать? У него в лагере знаешь какие привесы? Самые большие в районе! Он умеет…

— Да, да… — закивал Михаил Петрович. И про себя: «Везде успевает, насмешник. Везде!»

Кашин сидел у окна и поглядывал на тропу. Опять кого-то ждал, долго и терпеливо. Сидел неподвижно, будто прикипел к стулу и окну. И вдруг встрепенулся: из-за угла вышел Матвейка. Встретившись взглядом с бригадиром, Матвейка остановился в нескольких шагах от окна. Должно быть, парень не ожидал увидеть его и не сразу нашелся, о чем заговорить. Но растерянность у Матвейки всегда была недолгая, секундная. Тряхнув головой, он шагнул к окну:

— Как сенаж удался, бригадир?

— Будто не знаешь, — буркнул Михаил Петрович.

— Не знаю, у меня многодельный денек был сегодня. Телят отправлял.

— Слыхал.

— Двадцать голов.

— Двадцать?

— Ага. А дождик-то, брр… — поежился Матвейка, приглаживая мокрые волосы.

— Да, льет… — подтвердил Михаил Петрович, ожидая, когда он попросится войти. Непривычно было самому приглашать.

— Зябко… — опять поежился Матвейка. — Так ничего, сенаж удался? — повторил он вопрос.

— Вот заладил! Заложили, все как следует быть… — ответил Кашин и уже начал сердиться: что он тут мокнет? Ведь поговорить надо!

— В таком разе, — сказал Матвейка, подражая в выражении бригадиру, — пойду. — И повернул от окна к своему дому.

— Куда ты? — всполошился Михаил Петрович. — Зайди. Спросить хочу тебя…

Матвейка остановился. Но еще не решался повернуть обратно: никогда бригадир не звал его к себе, а сейчас… Да уж не ослышался ли он? Глядел на Кашина удивленными глазами, так что даже смешинка пропала.

— Ну, что стоишь, что, говорю, мокнешь? — заторопился Михаил Петрович и пожалел, что нет рядом дочки, она бы лучше позвала, ее бы он непременно послушался, не вовремя улизнула зачем-то в клуб. — Потолковать надо.

— О чем? — спросил Матвейка, не двигаясь с места.

— Так ты заходи.

— Ничего, я и тут постою. Привыкший… — Он посмотрел на часы. — Только поскорее, дядь Миш, спрашивай, через пять минут новый телефильм будут передавать…

— Торопыга, ох, торопыга! — Бригадир кашлянул. — Ты вот что скажи. Целый день об этом думал. Зачем ты все ко мне со спором лез, со своими подсказками? Ну, к чему, у тебя свое дело, с живностью, у меня свое — бригадирское, а? И все с тетрадкой…

— А как же без тетрадки? — удивился Матвейка. — Без нее мне нельзя. Я учусь в сельхозтехникуме, заочно. Проверить-то себя надо. У тебя опыт, а у меня… книжки да вот она…

Он снова взглянул на часы и кивнул Кашину!

— До свиданья, дядь Миш. Пора.

Михаил Петрович глядел ему вслед до тех пор, пока он не скрылся из виду. Тихо подошла к нему Нина, вернувшаяся из клуба, обняла и спросила:

— Папа, ты на что загляделся?..

— А?.. Просто так… на дождик, вот льет, негодный… — сказал он, не поворачиваясь, иначе выдали бы глаза. Потом ласково погладил холодные, еще в каплях дождя ее руки, качнул седеющей головой: — Иди отдыхай, я тоже сейчас…