Тихая музыка за стеной - [18]

– А почему бы и нет?

– Слепит, – согласилась Мирка. – А дальше что? Ему нужна верная душа, такая как ты. А тебе нужен интересный человек. Талант – это как театр. Каждый день – праздник.

– Меня ты уговорила. Осталось уговорить князя Потоцкого. – Ада положила очередную карту.

Пасьянс сошелся, как ни странно.

Вечером Мирка звонила Звереву.

Они были знакомы с молодых лет. Вместе мотались по кухням, взбивали коктейль инакомыслия.

Зверев тогда становился известным, восходил, как солнце над горизонтом. Мирка была (и осталась) неравнодушна к знаменитостям, как чеховская попрыгунья. Она считала: только гении имеют право на существование. А все остальные – рабочие муравьи. На одного больше, на одного меньше. Мирка гордилась этой дружбой. Зверев – козырная карта в ее колоде. Ведь если такой человек, как Зверев, дружит с Миркой, значит, и она не пустой звук. В ней есть питательная среда, необходимая гению, иначе с чего бы он тратил на нее время?

Звереву и в самом деле нравились Миркина энергия, ее любопытство к жизни, охота к перемене мест. Как правило: никому ни до кого нет дела (кроме родственных связей). А Мирке до всех есть дело. Она обожает возникнуть в нужную минуту в нужном месте и вытащить из воды на берег, вынести из огня, поймать падающего с высоты. А потом ходить гордой, со звездой героя на груди.

Не делай добра, не получишь зла. Мирка получала зло именно от тех, кого она спасла. Она обижалась, но не надолго. Труба звала вперед. Кто-то следующий горел, тонул, прыгал с высоты, а Мирка подставляла свои руки и сердце.

Зверев не собирался дисидить (от слова диссидент), если бы не бульдозерная выставка, перепалка с Хрущевым, какие-то письма, которые Зверев подписал. И другие письма, которые он, наоборот, не подписал.

Звереву предложили убрать свою подпись в одном месте и поставить в другом. Он уперся. Он не любил, когда на него давили. Грубил в ответ. Нашла коса на камень. Коса – Зверев. Камень – государство.

Зверева попросили подписать еще одно письмо: с осуждением Пастернака. Зверев не поленился, прочитал роман «Доктор Живаго». Поэзия Пастернака ему нравилась больше, чем проза, но это не повод травить человека. Руководство Союза писателей писало несравненно худшие романы, и ничего. Их не ругали и не преследовали. Человек не отвечает за свою бездарность. А Пастернак все-таки – большой талант.

Зверев отказался подписать письмо. А другое письмо, в защиту Чехословакии, он, наоборот, подписал. Нечего посылать танки на чужую территорию. Нам бы это тоже не понравилось: среди бела дня по Москве – тяжелые танки, продавливают асфальт, портят воздух, пугают людей.

Мирка притащила корреспондента с фамилией Тазик. Зверев дал интервью «голосам».

Через неделю Звереву позвонили. Вежливый голос попросил прийти на Лубянку, к подъезду такому-то.

– С вещами? – пошутил Зверев.

На том конце провода строго промолчали. Молчание было именно строгим, подчеркивающим неуместность шутки. Зверев оробел, но не слишком.

Он пришел на Лубянку. Его встретил молодой мужик, без лица. Какое-то лицо, конечно, было, но его невозможно запомнить. Человек-невидимка.

Невидимка повел Зверева в нужный кабинет.

Длинный широкий коридор с красным ковром.

По бокам – двери.

Мимо них прошел Раймонд Паулс, или похожий.

– А что он здесь делает? – удивился Зверев.

– Работает, – ответил Невидимка. – А что?

– Ничего, – ответил Зверев. – Странно.

Зверев оглянулся почему-то. Посмотрел вслед. И Паулс оглянулся.

Видимо, узнал Зверева.

Несколько секунд они смотрели друг на друга.

«Это не он, – понял Зверев. – Тот ниже ростом».

– Не задерживайтесь, – поторопил Невидимка.

Вошли в кабинет.

За столом сидел тяжелый, как валун, с бычьими глазами. Полковник. Жестом предложил сесть напротив. Спросил: не хочет ли Зверев чаю, или, может, кофе.

– Спасибо, – отказался Зверев.

Он любил настоящий кофе, сваренный в турке. А здесь скорее всего дадут растворимую бурду.

Валун спросил:

– Как дела?

– Ну, вы же знаете, – отозвался Зверев.

Не мог этот полковник не знать о бульдозерной выставке, о реакции Хрущева. Хрущев орал с трибуны, как подвыпивший шоферюга, но при этом не выглядел зловещим. Зверев его не испугался. И Валуна он тоже не испугался. Валун был хитрый, но не злой.

– Мы не всё знаем, – мягко уточнил Валун. – Мы, например, не знаем настроения в вашей среде. У нас недостаточно информации.

– Вы предлагаете мне быть стукачом? – догадался Зверев.

– Грубо, – отозвался Невидимка.

– Дело в том, что я болтлив, – доверительно сообщил Зверев. – Я вот сейчас выйду от вас и всем расскажу, что вы меня вербовали. У меня, как говорят в народе, вода в жопе не держится.

– Грубо, – заметил Невидимка.

Валун внимательно смотрел своими умными, бычьими глазами. Зверев предположил в нем кавказскую кровь. Только у южных народов такие активные, выразительные глаза.

– Да и подло это, – невинно добавил Зверев.

– Что именно? – уточнил Валун.

– Подслушивать, доносить. Душа испортится. Я работать не смогу.

– А вы душой работаете? – удивился Невидимка.

Зверев не ответил.

– Не хотите помочь? – спросил Валун.

– Я – нет. Не хочу. Но у нас сознательных много. Кого-нибудь уговорите. За тридцать сребреников…