Тигровая лилия - [33]

– Видите! – восторженно воскликнула девушка. Она стерла пыль, покрывающую нижнюю поверхность клавесина, в том месте, где виднелась какая-то надпись. – Здесь написано: «Бартоломео Кристофори, 1693».

– Я сам могу это прочитать, – коротко отвечал он. Вывернутая шея начала болеть, и страшно хотелось чихнуть. Самым удобным было бы лечь на спину и положить голову ей на колени, иначе ему не разглядеть этой надписи. К тому же у него полны глаза пыли. Уголком глаза он смотрел на ее руки, представляя, как эти нежные пальцы ласково перебирают его волосы, пока его голова лежит у нее на коленях. Он скрипнул зубами.

– Обычный старый клавесин. Тысяча шестьсот девяносто третий год. Не такая уж редкость.

– Но ведь это же Кристофори!

– Обычный старый клавесин, – повторил он и с досадой посмотрел на Лили. – И он в любую минуту может рухнуть нам на головы.

– Едва ли. – Она насмешливо взглянула на него. – Так вы не знаете, кто такой Кристофори?

Он не знал, и это его совершенно не волновало. Что его действительно беспокоило в настоящий момент, так это то,. что ему все труднее было сдерживать себя. Он даже не подозревал, что обладает столь буйным воображением. Глядя на ее губы, он спрашивал себя, даст ли она ему пощечину, если он сейчас ее поцелует?

– Мне кажется, что очень скоро его тайна обрушится на мою щеку, – с невинным видом сказал он. Лили вздернула подбородок.

– Ну, если вам неинтересно, я ничего вам не скажу.

– Прекрасно. Значит, мы можем покинуть вашего Кристофори. – Однако же сам не двинулся с места. Его взгляд медленно скользил по мягким линиям ее щеки, вниз к изящной длинной шее, к краю высокого ворота, над которым темнел синяк. Он ощутил острую потребность защитить ее. Стиснуть в своих объятиях и поцелуями заглушить боль, которую причинил ей этот негодяй. Ему снова захотелось утешить ее, как тогда в карете, когда она плакала. Только сейчас он не стал бы вытирать ее слезы, нет, он осушил бы их поцелуями, заставив ее забыть все свои страхи. Он бы…

– Ну, ладно, так и быть. – Лили вовсе не собиралась сейчас плакать. Он отчаянно старался сосредоточиться на том, что она говорила. – Кристофори изобрел пианино. Известно, что он сделал клавесин, а потом на его основе создал пианино. Тот клавесин, возможно, был очень похож на ваш. И возможно, это он и есть. А раз так, то это самый настоящий раритет, музейная редкость.

Внезапно он очень подозрительно посмотрел на нее.

– Откуда такие познания о музыкальных инструментах, миледи?

Она отвернулась, чтобы еще раз внимательно рассмотреть небольшую надпись.

– Мой отец очень интересуется древними редкостями. И много о них рассказывает. Я почему-то запомнила историю об этом Кристофори.

Она явно лгала. Он был уверен в этом. Но, заглянув в ее широко раскрытые невинные глаза, тут же изменил свое мнение. Зачем ей лгать по такому пустяковому поводу? Он видел, как ее взгляд опустился чуть ниже, и понял, что она смотрит на его рот. Внезапно она облизнула губы. Скорее всего просто от волнения, но для него этот жест был полон тайного смысла. Ее губы были сейчас всего в дюйме от его губ, а в ее глазах он прочитал столь явный призыв, что не мог устоять. Ему надо было всего лишь чуть наклониться и…

– Ваша светлость?

Голос Диксби заставил Ремингтона резко отпрянуть, в результате чего он с громким стуком ударился о днище инструмента.

– Вам не нужна… э… помощь, ваша светлость?

Герцог еле слышно выругался. Можно было представить, что вообразил Диксби, увидев подобную картину. Лили под клавесином, а сам он в такой позе, словно гнался за ней. Еще одна минута, и подозрения Диксби получили бы подтверждение. На этот раз он был чертовски близко от опасной черты. Ему не следовало закрывать дверь… Ему вообще не надо было входить в эту комнату! А виновница всей этой унизительной сцены была просто воплощением невинности, глядела на него широко раскрытыми чистыми глазами, словно ни о чем таком не догадывалась.

– Нет, Диксби, я справлюсь один.

– Как угодно, милорд.

Дверь закрылась, и они вновь остались одни. Диксби, конечно, догадался, что здесь происходит, черт бы его побрал. Он с таким видом закрыл дверь, словно хотел сказать, что никто больше не осмелится потревожить их. Временами герцог готов был поклясться, что Диксби умеет читать его мысли. Ремингтона не раз выручала эта его способность, однако сейчас проницательность Диксби вызвала лишь досаду. Его внезапное вторжение напомнило Ремингтону о том, что у него не было никаких оснований находиться здесь, наедине с Лили, и уж тем более не было никакой необходимости закрывать двери. Поскольку Диксби ушел, герцог обрушил все свое раздражение на Лили.

Девушка между тем отряхнула руки и стала быстро выползать из-под инструмента.

– Слава Богу, что ваш слуга не болтлив. Мы, должно быть, выглядим не слишком прилично.

– Не слишком прилично? – повторил он, поднимаясь на ноги. – Моя милая леди, каждая секунда, проведенная вами в моем доме, – это верх неприличия. Я установил некоторые весьма четкие правила в самом начале этого визита, и вы уже сумели нарушить их. Удивительно: вы помните столько подробностей из истории пианино и при этом не можете усвоить суть нашего с вами разговора, состоявшегося всего два дня назад.