Тигр в дыму - [12]

Теплая улыбка озарила лицо старика, как всегда бывало, едва речь заходила о Сэмюэле Драммоке, жильце из мансарды. Стареющий знаменитый спортивный комментатор жил тут со своей женой уже давно. Отношения, сложившиеся у него с каноником, сами по себе были феноменом. То была сердечная привязанность, основанная, очевидно, на полном взаимном непонимании, помноженном на глубокое уважение к непонятному. Наверное, еще не было двух других людей, общавшихся реже, а результатом являлась неожиданная гармония, как если бы неким таинственным образом подружились рыба и собака, да еще и гордились бы каждая замечательной непохожестью приятеля.

Аманда вздохнула:

— Ну, так значит все правильно. Он сидит там у себя наверху с телефоном и кружкой пива. Мэг свою дверь не закрывает, и когда позвонит Джефф, Сэм ее позовет. Сэм просто кипит. Таким «здорово сердитым», как он сам выражается, я его еще не видела.

— Понимаешь, неправедное это дело — пытаться извратить сам процесс погребения, — отступив на свое поле, каноник совершенно преобразился. — Погребение — не есть забвение, — произнес он с расстановкой, и куда девалась его житейская беспомощность. В голосе звучало мудрое знание жизни. — Оно есть развязывание: все ниточки, вплоть до самых незначительных, должны быть развязаны одна за другой, а из каждого их узелка должно высвободиться и усвоиться нечто неизменное и ценное. В конечном счете, это есть обретение. И блаженны погребающие, ибо они воистину делаются сильнее. Но этот процесс, равно как и всякое иное человеческое рождение, мучительный, длительный и чреватый опасностями. А попытка повернуть его вспять, когда цель уже практически достигнута, есть попытка убиения духа. Этот несчастный, кто бы он ни был, очевидно, не ведает, что творит. Этот момент Сэм упускает из виду. Ага, звонят в дверь. Это Альберт?

Аманда прислушалась и проворно спрятала рубашку за диванную подушку, как сделала бы любая мать за шесть недель до Рождества.

— Нет, дядюшка, это дети.

— О Господи, — встревожился дядюшка Хьюберт. — Про них-то я и забыл. Их надо держать от этого подальше. Они к таким вещам не подготовлены! Юным тяжелее всего! Им страшно!

— Я понимаю, милый дядюшка. С ними Лагг. Мы об этом позаботимся. Хэлло, как дела?

Дверь распахнулась, впустив троих взволнованных людей. Двое из них, мужчины, были почти вне себя от только что пережитого потрясающего приключения — возвращения домой через весь Лондон на настоящем «черном воронке». Одному было шесть, другому шестьдесят. Третья, девочка, казалась несколько бледной и утомленной собственной ответственностью за спутников. Ей было восемь лет.

Наследник мистера Кэмпиона, Руперт, вошел, щурясь от яркого света. То был худенький мальчишка, рыжеволосый, как мать, и столь же неугомонный. От отца он унаследовал некоторую мягкость. И в отличие от обоих родителей был очень застенчив. Он подошел к матери и, опершись о ручку ее кресла, охрипшим голосом сообщил о том, что волновало лишь его одного.

— Есть колодки для тетушки Вэл, по два шиллинга шесть пенсов!

— Ну и славно, — успокоила его Аманда. — Тогда дело стало за какими-то девятью пенсами. По-моему, вполне приемлемо, если учитывать нынешнюю дороговизну.

— Ты уверена?

— Абсолютно. Мы займемся этим потом, в выходные. Ну что, весело вам было?

— Шикарно!

Мистер Мейджерсфаунтейн Лагг стоял в дверях, с трудом переводя дух, с совершенно сияющим видом вопреки своей обычно несколько угрюмой манере поведения. То была персона крупная, отчасти даже шарообразная, с большим бледным лицом, черными глазками-бусинками и обвислыми усами. Уже много лет он был мистеру Кэмпиону другом, оруженосцем и верным слугой, так что к определенной его эксцентричности все успели привыкнуть и приспособиться. Ходил он в черной ливрее и жесткой шляпе, какие носили дворецкие в прошлом веке, но на этом его сходство с ними и кончалось.

— Мне понравилось приглядывать за детьми, — заявил он. — Кабы не малышка, меня бы уже раза два машиной переехало.

Девочка чуть улыбнулась. Она была хорошо сложена, густые длинные волосы, зачесанные назад, доходили ей чуть ли не до колен. Одета она была не по-детски просто и строго, лицо хранило выражение серьезности, однако в ее полуприкрытых тяжелыми веками голубых глазах таились смешинки.

Это была Эмили, дочь второго сына миссис Тэлизмен, сделавшего в свое время неплохую карьеру — он дослужился до инженера — и погибшего в Портсмуте во время воздушного налета вместе с женой и другой дочерью. С тех самых пор Эмили, тогда еще совсем крошку, бабушка взяла к себе.

Старый каноник зачастую забывал, что Эмили — не его родная внучка. Миссис Тэлизмен, со своей стороны, стремилась так воспитать девочку, чтобы та была достойна подобной высокой чести: для ребенка это могло бы обернуться чрезмерной строгостью, если бы не Сэм и миссис Драммок, которые просто не могли допустить подобного. Девочка внимательно огляделась.

— Там на улице такие огни!

— Точно. Запалили старые сигнальные лампы у Мраморной Арки, — Лагг рассказывал с огромным воодушевлением. — Такого я не видывал с самого своего детства. Пламя такое, языки аж до неба простреливают, прямо как в ночь Гая Фокса!