Тигр наступает - [3]
— Кто это тебя дожидается? — спросила Варвара Тихоновна у Наташи.
Но дочери в комнате уже не было. Варвара Тихоновна устремилась в погоню и на крыльце столкнулась с мужем.
— Федор? — удивилась она. — Приехал?
— Как видишь! — устало улыбнулся Федор Петрович, стягивая с широких плеч пропыленный брезентовый дождевик. — Натаха-то спит?
— Да вот только перед тобой сбежала, — смущенно развела руками Варвара Тихоновна. — И не одна, а с парнем каким-то. Все дела!..
— О, сейчас у них дел по горло. Из-за этих дел я до полночи с машиной в лесу пробуксовал.
— Знаю я, какие дела бывают, коль парни средь ночи в окошко заглядывают.
— Так это не к ней, а ко мне, наверное! — рассмеялся Федор Петрович. — Ну, конечно, ко мне! Я сейчас. — Он вернулся на крыльцо и громко позвал:
— Сергей!.. Сергей, заходи!
— Здравствуйте, Федор Петрович! — донеслось из-за темнеющих у забора кустов. — Скажите, можно приступать?
— Можно, можно! Машина возле бани. Там нашего счетовода Лешку встретишь. Он вам поможет. Только когда сгружать будете, смотрите, осторожней — ветви не пообломайте.
— Спасибо!.. Вот спасибо!.. — И парень исчез.
А через полчаса неподалеку, на Нагорной улице, раздалось мотоциклетное стрекотание пускача. Потом взревел мотор бульдозера. До самого утра работал бульдозер, подходили груженые машины, слышался звон лопат и приглушенный девичий смех.
Когда улица проснулась, удивлению ее жителей не было границ. Еще вчера вдоль нее в глубокой канаве к пруду текла грязная вода из новой городской бани. Полгода санинспекция воевала из-за этой канавы с директором бани Синегубовым. И вдруг канава исчезла, исчезла за одну ночь, будто никогда ее здесь и не было. На месте канавы выросла аллея стройных молодых лип, В обрамлении их зеленой листвы и сама улица и даже приземистые деревянные дома вдоль нее выглядели обновленными, помолодевшими.
Люди выходили из домов и останавливались пораженные.
— Кто это летом деревья сажает? — удивилась полногубая женщина в ярко-синем халате, высунувшись из окна. — Повянут же!
— Не повянут! — весело ответила ей с улицы другая, с полными ведрами на коромысле. — Бери-ко ведро да айда поливать, сами выходим липки! Видишь, улица-то краше стала!
На срезе кювета, под сенью самого пышного дерева, из обломков битого кирпича — красного и белого — была выложена фигура какого-то полосатого зверя.
— Смотрите, тигр? — говорили женщины. — Почему тигр?
— Вот это да-а-а… — восхищался мужчина в замасленной спецовке. — Это класс!.. Неужели наконец-то канализацию провели?!
— Не провели пока, но проведут обязательно, — ответил ему кто-то из толпы. — Посмотрите-ка, что у Синегубовых творится.
В огороде, примыкающем к просторному пятистенному дому с резными наличниками на окнах и антенной телевизора на коньке крыши, суетилась дородная жена директора городской бани. А сам Евстрат Потапыч Синегубов пытался преградить дорогу мыльной воде, которая новым руслом текла прямо меж огуречных грядок. Полосатая пижама Синегубова была в грязи, спина взмокла, на широкой лысине виднелись прилипшие комочки земли.
На лесном кордоне
С трех сторон город обступали леса. Они разлеглись по синим увалам гор, темными кущами ельника теснились в логах и долинах, белесыми березовыми перелесками подбирались к полям и покосам.
И когда поднимался ветер, на город накатывались теплые волны пьянящих лесных ароматов. Лес манил к себе шумом ветвей, пением птиц, грибной прохладой.
Когда человек, свернув с торной тропинки, углубится в наш лес, на первых порах ему покажется, что забрел он в ужасную глушь. Час, другой пройдет он под пологом сомкнувшихся над его головой ветвей, утопая по щиколотку в мягких зеленых мхах, и на душе его станет тревожно: уж не заблудился ли, выберется ли назад на дорогу? Приглядится он повнимательней и поймет, что нет причин для тревоги. Увидит, что валежник собран и сложен в аккуратные кучи, что весь лес рассекают прямые чистые просеки и делят его на кварталы. На одной из полян обнаружит изгородь из жердей, за которой на заботливо разрыхленной почве ровными рядками подымаются молодые сосенки.
И ясно станет человеку, что только с непривычки лес показался ему диким, что где-то рядом есть люди, которые обиходят и заботливо растят этот лес.
На поляне, у самой опушки древнего соснового бора, стоял кордон. Это был старый деревянный дом с замшелой тесовой крышей, надетой набекрень. На крыше громадными белыми буквами выведено: «Кв. 117» — опознавательный знак для пожарной авиации. Три темных окна без занавесок да зеленые побеги лесной герани, проросшие сквозь высокое щелястое крыльцо и буйно расцветшие крупными ярко-синими цветами, придавали дому заброшенный, нежилой вид. Над крышей торчала высокая жердь с метелкой проводов. На зорях на вершину этой мачты усаживалась красноголовая птица и глубоким, бархатным голосом высвистывала: «че-че-ви-ца, че-че-вица».
Вот и сейчас она сидела на своем излюбленном месте и, провожая солнце, не то спрашивала, не то утверждала: «че-че-вица?!»
Хозяин дома, лесообъездчик Егор Семенович Антонов, пожилой человек, со сбившейся на бок бородкой клинышком, в фуражке с зеленым околышем, сидел на лавочке перед домом. У ног его лежал остроухий пес Тропка. Пес зорко взглядывался в проселок, тонувший в голубоватом сумраке у подножий сосен, и время от времени яростно клацал зубами, отгоняя рыжих лесных комаров.
