Тициан. Любовь небесная – земная - [23]

– Таддео Контарини покупает у моряков, не скупясь, всякие диковины со всего света и отдает их Дзордзи для работы.

– Счастливый он, Джорджоне, такие сокровища может держать в руках, беседовать с ними о дальних странах, это вещи говорящие, – позавидовал Тициан.

Кроме того, хотя это был всего лишь флигель дворца Контарини, вид отсюда был, наверное, лучший в Венеции. Сказочно красиво! На другой стороне Гранд-канала сияли Собор и Дворец дожей, все отсюда было видно как на ладони.

Еще Тициана поразили две картины, оставленные на станках. По технике было ясно, что это писал не Лотто. Когда можно было вежливо отвернуться от новой картины Лоренцо, Тициан спросил осторожно:

– А это?

– Ты же видишь, автопортрет Джорджоне. Странный, да? – задумчиво произнес Лотто.

«Я так не умею, – подумал Тициан грустно. – Его душа смотрит на тебя с полотна, словно требует исповеди. Как он добился такого присутствия, пронзительного и почти невыносимого для смотрящего?»

– Я разговариваю с Дзордзи, глядя на эту картину, – сказала Маддалена. – Потому что, даже когда он в Венеции, мы видимся нечасто. Все хотят общаться с Дзордзи! А он оставляет жаждущим лишь свой портрет, он будто разговаривает, этот портрет. Его глаза могут видеть твои мысли.

«Красотка не так глупа, как мне казалось, – удивился Тициан. – Я тоже чувствую, портрет общается с самым сокровенным в душе, с чем-то таким, о чем ты сам не догадывался раньше. Это если подойти к нему близко».

Он перешел ко второму полотну: на нем были изображены три лица, три человека – юноша, зрелый мужчина и старик. Тициан постоял перед картиной, как ему самому показалось, недолго, но вдруг опомнился, потому что его теребила Виоланта:

– Очнись, мой милый, ты будто заснул стоя.

Он послушно сел за стол, спиной к картине Джорджоне, но продолжал ее чувствовать и думать о ней.

– Купил ты материалы? – спросил Тициан у Лоренцо.

– Да, там в подвале теперь чего только нет, целые горы! Купил редкие пигменты у турецких торговцев, завтра еще принесут соболиные кисти, штук тридцать. Они такие дорогие… Холста и досок уже навалом. Так что дня через два подвода отправится, и я тоже. А знаете что? – Лоренцо весело осмотрел компанию. – Давайте вместе поедем в Азоло! Вам там понравится! У Катерины Венеты в замке для всех найдется место!

– Ну, меня-то Дзордзи будет счастлив видеть, – Маддалена самодовольно повела плечами, – представляю, как он обрадуется.

– А мы? – Виоланта посмотрела на Тициана.

– У Джамбеллино сейчас большой заказ, да он и так-то не отпустил бы меня, я точно знаю.

– А хотя бы на два дня? Ты ведь мой портрет написал, за который ему щедро заплатили! – не отставала Виоланта. – Мы с тобой вместе трудились, а деньги почти все у Джамбеллино.

– Усерднее всего мы с тобой трудились у тебя дома, милая, – Тициан поцеловал ее.

– Я тоже раньше боялся отойти хоть на шаг от Джамбеллино, а Дзордзи меня уговорил, и теперь видишь, другие картины рисую, со смыслом, – Лоренцо с самодовольным видом обернулся на свою «Аллегорию». – К тому же сам получаю за свою работу!

– Ты ведь тоже свободный человек, Тициан! – возмутилась Маддалена. – Не слуга какой-нибудь.

– Не слуга, но помощник. Главный помощник, – Тициан покосился на Лоренцо. – Мне хотелось бы, конечно.

Он подумал, что в Азоло сможет вновь увидеть принцессу.

– Хочешь, я поговорю с Джамбеллино? Он мне не откажет! Скажу, что ты заслужил отдых, намучившись с моим портретом, – предложила Виоланта. – Так хочется побыть с тобой вдвоем, Тициан, погулять, полежать в траве, глядя в небо. Мне попробовать поговорить с ним?

– Не надо, сам спрошу. – Чем больше Тициан размышлял над предложением Лоренцо, тем больше ему хотелось поехать.

Остаток ночи он провел у Виоланты и наутро явился в мастерскую позже обычного, голова трещала от выпитого вчера и от недосыпа. Но разговор о поездке он решил не откладывать. Хотя бы два дня праздника!

* * *

– Хотя бы на два дня! Ведь в Азоло, – Тициан запнулся, заметив как дернулась рука Джамбеллино, но продолжил, – я тоже чему-то научусь, мастер. Там много интересных людей.

– Задумал сбежать к Джорджоне? Как твой дружок Лотто? – спросил тот, не прекращая трудиться над эскизом.

После долгого молчания Джамбеллино повернулся к Тициану, лицо было перекошено от гнева, но говорил он тихо, и от этого слова звучали еще неприятнее:

– Вот что скажу тебе. Ты мне должен за учение. Если хочешь сейчас сбежать, плати пятнадцать дукатов – и отправляйся! – Мастер говорил отрывисто и слегка задыхался. – Хоть в горы, в свои Альпы, хоть к чудовищу морскому или лучше в Турцию. Заплати мне за учение – и до свидания! Не держу тебя. Не хочу тебя больше видеть. Вон отсюда! – Рука с кистью, которой Джамбеллино продолжал водить по доске, задрожала сильнее, нарисовав лишнюю линию.

Тициан не предполагал, что его просьба о коротком отдыхе выльется в унизительный разговор о деньгах. И зачем он только упомянул про Азоло? Надо было соврать, сказать, что хочет поехать домой, родителей повидать. Нет, гордость не позволила слукавить, а вышло хуже.

– Иди отсюда, – повторил мастер.

Тициану показалось, что блеклые глаза Джамбеллино покраснели.