That will never work. История создания Netflix, рассказанная ее основателем - [17]

Еще до того, как мы окончательно определились, что движемся дальше с идеей, которая однажды станет Netflix, я хотел, чтобы Стив был членом совета директоров. С одной стороны, во всех советах директоров нужно хотя бы три человека, чтобы не было равенства голосов. С другой – Стив был ненасытным видеотехнофилом. Он взял свою долю после нашей продажи Integrity QA и использовал ее, чтобы разжечь гонку вооружений среди систем домашних кинотеатров с Бобом Уорфилдом, соучредителем Integrity QA. Это была непрекращающаяся битва, в которой пленных не брали. Объемный звук, сиденья амфитеатром, шумоподавляющие покрытия на стены, кожаные кресла, проекционные системы – произведения искусства. Если бы вы захотели подключить что-то новое к домашнему кинотеатру, у Стива и Боба это уже было – или скоро появилось бы.

Любая видеотехнология считалась самой современной в течение сорока пяти дней после появления, и Стив с Бобом постоянно боролись за то, чтобы быть ее гордыми обладателями.

Но самая важная причина, по которой я хотел Стива в команду, – он был другом. Не только потому, что был полезен, честен и разумен. Было бы здорово работать с человеком, который прикрывал бы мою спину.

Попросить его присоединиться к совету директоров было несложно. Я, по сути, просил об одолжении, которое не требовало взамен ничего, кроме небольшого количества времени. Когда я привез его на обед – индийский буфет «все, что вы можете съесть», – он терпеливо выслушал мое предложение, пока тикка масала[23] стояла передо мной нетронутой. Ему не понадобилось много времени, чтобы сказать «конечно». Но по тому, как он это произнес, я понял, что идея для него не имела значения. После этого Рид решил, что мне нужно попросить его не только о времени. Если он собирался быть в совете директоров, объяснил партнер, ему нужно поставить что-то на кон. Но просить у него двадцать пять тысяч долларов – только за привилегию входить в наш совет директоров – было трудно. Я боялся. И откладывал просьбу несколько дней. Это было похоже на наживку и крючок: к услуге, о которой я просил, и которая поначалу ничего не стоила, вдруг стал прилагаться ценник.

Мы приехали в тот же индийский ресторан, – я подумал, что он мог бы принести мне удачу. Я нервничал. Стив едва успел взять меню, когда я выпалил: «Мог бы ты вложить двадцать пять тысяч долларов?» Я никогда не забуду выражение его лица. Он выдохнул, поджал губы и отложил меню. На его лице медленно появилось усталое выражение. Даже в этот момент, сидя над корзинкой с чесночным нааном[24], медленно разрывая бумажную салфетку над столом, я знал это выражение. Лицо человека, раздумывающего над нерешаемой задачей. Выражение «правильного ответа нет».

Если бы Стив сказал «нет», то выглядел бы скрягой. Как будто не верит в идею (даже если он действительно в нее не верил). Но если он скажет «да», то лишится двадцати пяти тысяч долларов – денег, которые он не собирался тратить. И в довершение всего мы оба знали, что он ввязался в это не потому, что ему нравилась идея или он полагал, что это сработает, – а потому, что я его попросил. Когда он в конце концов согласился, мы оба знали, что это не имело отношения к самой идее. Позже Стив поделился со мной, что он сказал себе: «Что ж, эти двадцать пять тысяч долларов я больше никогда не увижу».

Но больше всего я переживал, когда пришлось просить деньги у мамы.

Множество людей просят деньги у родителей на первых этапах стартапа. Но никто не называет это время «первоначальным этапом». Все говорят «этап семьи и друзей».

Все же остается нечто слегка жалкое в том, чтобы быть почти сорока лет отроду, женатым, иметь троих детей и множество успешных компаний, связанных с твоим именем… и звонить родителям с просьбой о наличных. Вы будто снова возвращаетесь в свои восемь лет, когда обнимали мамину ногу и просили пятьдесят центов, чтобы оставить их у прилавка со сластями бакалейного магазина.

Все же я это сделал.

Я попросил маму, потому что просить папу было бессмысленно. Он был строг и непреклонен в отношении денег. Его родители потеряли все во времена Великой депрессии, – и он был крайне осторожен, когда дело касалось денег. Он вел бюджет в старомодных бухгалтерских книгах, записывая все от прибыли до вложений, ежемесячно подводя итоги. На Уолл-стрит он видел людей, которые теряли все. То, как он видел бизнес, больше подходило крупным компаниям или банкам, – они должны быть прочными, ориентированным на прибыль, настоящими, – чем на венчурные капиталы и стартапы, которые не начинают зарабатывать в первые два года, если вообще когда-либо начинают зарабатывать. Если бы я рассказал ему о своем первоначальном замысле Netflix, он бы взял свое увеличительное стекло и разнес бы его на части.

Моя мама, хоть и была щепетильна в обращении с деньгами, время от времени позволяла себе немного потратиться. Плюс она сама была предпринимателем. Когда я учился в старшей школе, она открыла агентство недвижимости, которое сейчас преуспевало, и у мамы были собственные деньги. С их помощью она оплатила колледж мне и остальным своим детям.