That will never work. История создания Netflix, рассказанная ее основателем - [12]

Для непосвященных: Hobee не совсем хорошее место для еды. Это практически забегаловка: столы лепятся к стенам, ламинированные меню с изображениями блюд и никаких пятен на них, потому что после каждой смены те отправляются в посудомойку. Чашка кофе стоит два доллара, и ее можно доливать бесконечно.

Мы выбирали Hobee не за хорошую еду. И не ради того, чтобы сохранить нашу идею в секрете. На самом деле, секретность была последней среди наших забот. К тому времени я уже понял, что рассказывать людям о своей идее – это хорошо.

Чем больше людей узнают о моей идее, тем больше обратной связи я получу и тем больше узнаю о предыдущих провалившихся попытках.

Таким образом я шлифовал свое предприятие, и мои собеседники хотели присоединиться к компании.

Так почему Hobee? Расположение, расположение, расположение. Мы использовали карту, чтобы нарисовать равные круги вокруг дома Кристины в Фостер-Сити и моим домом в Скоттс-Вэлли. Когда эти два круга пересеклись, Бульвар Стивенс-Крик в Купертино оказался точно в центре. Не более получаса на машине для любого из нас.

Кто был любым из нас? Кристина, Те и, конечно, я. Эрик Мейер, наш временный технический директор, смотрит на свой чрезмерно пенистый капучино с галльским презрением. Борис и Вита Друтман, семейная пара из Украины, с жутким акцентом. И Рид, в тех редких случаях, когда он мог вырваться из офисов Pure Atria.

Нам приходилось встречаться в Hobee, потому что мы находились в странном промежуточном состоянии: на пути к тому, чтобы стать настоящей компанией, но без какого-либо офиса. Или денег, чтобы его арендовать. Кристина, Те и я все еще работали в Pure Atria, и было бы нехорошо, чтобы весь день в наши кабинеты входили и выходили люди, работающие на другую компанию. Так что мы выкраивали время после работы или в обеденный перерыв.

Кристина и Те проводили часы за исследованиями рынка и представляли нам результаты над салатами Кобб. «На прошлой неделе я посетила пятнадцать видеопрокатов и вот что я узнала», – могла сказать Те перед тем, как Кристина доставала свои наброски будущего сайта. Борис и Вита присоединялись к Эрику, обсуждая технические детали на языке настолько продвинутом, что я понимал только каждое второе слово. Я же обычно делал три вещи одновременно.

В то время, как мое тело находилось за столом, участвуя в этих беседах, мой мозг пытался понять, как убедить еще одного человека присоединиться к нашей команде, как мы должны себя называть или на чем мы остановимся, когда наконец наш сбор средств закончится.

Мы не могли вечно оставаться в Hobee.

Мне нужен был финансовый директор, и я положил глаз на парня по имени Дуэйн Мензингер, которого знал со времен Borland. Он идеально подходил: профессионал, с почти десятилетним стажем работы в Price Waterhouse[12]. В небрежной Калифорнии, где шорты и шлепанцы были нормой, его никогда не видели в чем-то, кроме офисной рубашки. Но главные качества, которые привлекали меня в Дуэйне, – осторожность и организованность, – и именно они удерживали его от того, чтобы стать частью нашей веселой команды аутсайдеров. Несмотря на неоднократные и очень вежливые отказы, он тем не менее согласился быть «финансовым директором напрокат».

Совершенно противоположная проблема была с человеком по имени Джим Кук, – который, в конце концов, стал одним из самых важных членов команды Netflix. Он был другом Кристины, крепким парнем, который много лет проработал в финансовом отделе Intuit и всегда ходил с ухмылкой до ушей. Мне это в нем нравилось – хорошо иметь оптимизм в мире стартапов. Проблема, однако, состояла в том, что Джим отчаянно хотел стать финансовым директором. Выглядел он точно подходяще: наглаженные брюки, до хруста накрахмаленные рубашки, все до единой – светло-голубые. Он был организованным, ориентированным на детали и эффективным, и, в отличие от Дуэйна, привык рисковать. Как и всем нам, ему это нравилось. Я думал, что это делает его идеальным для руководства текущими операциями – определять, как мы собираемся покупать, хранить и доставлять DVD.

Но он был не согласен. Мне понадобилось несколько встреч, чтобы понять: эта его широкая улыбка была чем-то большим, чем оптимизм, – это была переговорная тактика. Моя стратегия в переговорах, когда я не получаю того, что хочу, – вздохнуть и изобразить усталую грусть, чтобы заставить другую сторону почувствовать себя ребенком, разочаровавшим родителей. Джим же просто показывал мне широкую жуткую улыбку. Это нервировало.

В октябре Джим стал нашим оперативным директором. В конце концов я понял, что ему было интересней получить должность, чем заниматься тем, что она предполагала. Обычно я остерегаюсь инфляции должностей, – хотя кажется, что она вам ничего не стоит, но на самом деле вызывает каскад ненужных повышений. Именно поэтому я уже решил, что никто не получит должность вице-президента, – по крайней мере, поначалу.

Вместо этого все будут называться директорами, а их должности будут отражать их обязанности, а не их желания. Но в случае Джима некоторого отхождения от правил было не избежать. Он был слишком ценен, чтобы терять его только из-за названия должности. Поэтому я неохотно согласился добавить ему немного финансовой части, одновременно убедив в пользе Дуэйна на борту, – пусть и временной.