Тезка - [70]

Пейзаж за окном кажется каким-то рваным, неровным: поезд бросает движущуюся тень на откосы железнодорожного полотна. Между станциями Вестерли и Мистик железная дорога изгибается под довольно крутым углом и проходит по наклонной стороне горы, поэтому на несколько секунд поезд наклоняется, как будто собирается опрокинуться набок. Хотя другие пассажиры этого даже не замечают, Гоголь в этом месте всегда просыпается, отрывается от книги или от мыслей, которые бродят у него в голове. По дороге в Нью-Йорк поезд наклоняется влево; по дороге в Бостон — вправо. На эти несколько секунд он невольно представляет себя на месте отца в том злополучном индийском поезде, вспоминает о происшествии, подарившем ему имя.

Поезд выправляется, прибавляет ход, несколько миль путь идет вдоль кромки океана, волны плещутся буквально под ногами. Волны совсем мелкие, скорее простая рябь, набегают на серый песок. Они проезжают каменный мост, острова величиной с небольшую комнату, изящные особняки белого цвета, небольшие квадратные домики, построенные на сваях. Чайки и альбатросы важно ходят по гальке пляжа или сидят на вылинявших от времени деревянных шестах. Вот мимо пронеслась бухта, заполненная яхтами, с торчащими мачтами без парусов. Да, отцу понравился бы такой вид, думает Гоголь и вспоминает, как в детстве они с отцом и матерью часто ездили на море. Они зимой ездили на пляж даже зимой, а если было слишком холодно, чтобы гулять, просто сидели и машине и пили чай из термоса. Однажды они отправились на Кейп-Код, долго ехали вдоль побережья, пока дорога не кончилась, а потом вышли из машины и двинулись к морю. Гоголь хотел подойти к самому берегу, но для этого надо было залезть на волнорез — нагромождение огромных валунов и бетонных плит. За ним начиналась узкая песчаная коса, которая вела к зданию маяка. Мать не полезла за ними, осталась ждать, держа Соню за руку. «Далеко не уходите, вы поняли? — кричала она. — Чтобы я могла вас видеть!» У Гоголя ноги заболели от лазанья вверх и вниз по огромным валунам, но он послушно следовал за отцом. Некоторые из камней были прямо-таки огромными и находились довольно далеко друг от друга, поэтому, забравшись на один из них, они с отцом первым делом оглядывались и решали, каким путем им лучше перебраться на следующий. На одном камне они застряли надолго, глядели как зачарованные на окружавшую их со всех сторон воду. Был конец ноября, уже довольно холодно. Утки ныряли в волнах прибоя. Под камнем шипели волны. «Он же еще маленький! — донесся до них крик матери. — Не веди его дальше, он еще маленький!» Гоголь посмотрел на отца, думая, что он согласится с матерью, но отец подмигнул ему и спросил: «А ты что думаешь? Ты еще маленький? Знаешь, я так не считаю», — и прыгнул на соседний камень. Гоголь прыгнул за ним.

И вот они добрались до конца волнореза и оказались на узкой песчаной косе, идущей в море. С одной стороны от них возвышались дюны, с другой — выдающийся в воду треугольник тростника, а за ним — уходящая до горизонта стальная гладь океана. Гоголь думал, что теперь отец повернет назад, но тот уверенно зашагал по песку. Они пошли к маяку, перешагивая через рыбьи хребты, толстые как трубки, обходя перевернутые рыбачьи лодки и тело мертвой чайки с окровавленным опереньем на груди. По дороге Гоголь подбирал черные с белыми полосками камни, пока карман не оттопырился пузырем. Гоголь помнит отцовские следы на песке — из-за его хромоты левый каблук всегда смотрел в сторону, а правый стоял прямо. Солнце садилось, и они отбрасывали неестественно длинные тени, которые наклонялись друг к другу, как будто беседовали. Потом они наткнулись на валявшийся на берегу деревянный буй — он был раскрашен красной и белой краской и весь заляпан птичьим пометом. Отец пошевелил его ногой, перевернул — на другой стороне к нему прилипла живая мидия. Наконец они добрели до маяка, уставшие, потные, теперь уже с трех сторон окруженные водой. Вода казалась зеленой вдалеке, а вблизи — ярко-лазоревой. Отец отошел в сторонку помочиться. Гоголь вдруг услышал, как он тихо выругался — забыл фотоаппарат в машине! «Проделать весь этот путь, а теперь остаться без снимков!» — с досадой произнес отец, качая головой. Гоголь вытащил из кармана камни, начал кидать их в воду. «Ладно, если нельзя сфотографировать эту красоту, придется ее запомнить, правда, Гоголь?» Они в последний раз осмотрелись, взглянули на жемчужно-белый город, сверкавший за бухтой. Потом повернулись и пошли назад, стараясь попадать в свои собственные следы. Поднялся ветер, такой сильный, что пару раз им пришлось остановиться.

— Ты запомнишь этот день, Гоголь? — спросил его отец, поворачиваясь к нему и прикладывая руки к ушам, чтобы защитить их от ветра.

— А сколько надо помнить?

Отец засмеялся и привлек его к себе:

— Наверное, надо постараться запомнить этот день на всю жизнь. — Они пошли туда, где стояли мать и Соня, терпеливо ожидая их возвращения. — Запомни, что мы с тобой сегодня добрались до места, откуда дальше пути уже не было.

8

Со дня смерти отца прошел год. Гоголь все так же живет в Нью-Йорке, все так же снимает квартиру на Амстердам-авеню. Он работает в той же фирме. Вот только в его жизни, кроме отца, нет теперь и Максин. Вначале она была с ним нежна и терпелива, и он разрешил себе снова окунуться в ее жизнь, в которой ничего не изменилось. Максин терпеливо сносила его молчание за столом, его устремленный в пространство невидящий взгляд, равнодушие в постели, ежедневные звонки матери и Соне. Она говорила, что понимает его желание навещать их каждые выходные. Но когда он сказал ей, что они поедут летом в Калькутту развеять прах отца над Гангом без нее, Максин не выдержала. Она ведь тоже член семьи, разве не так? Почему Никхил не хочет делить с ней не только радости, но и горести? Гоголь не мог ответить на этот вопрос. Они начали ссориться, сначала по этому поводу, потом и по другим тоже. В конце концов Максин даже призналась Гоголю, что ревнует его к матери и Соне, и это показалось ему таким диким, что он даже не стал спорить. И вот спустя два месяца после смерти отца он навсегда исчез из ее жизни. Недавно, столкнувшись в картинной галерее с Джеральдом и Лидией, он узнал о помолвке их дочери с другим.