Тезей - [57]

Почему Гея предпочла сохранить мальчика, а не девочку? Какая тут женская тайна? Может быть, тем самым она вольно или невольно намекала на будущее господство в мире мужчин или просто устанавливала это как факт, или ошиблась все-таки в выборе, сейчас для нас неважно. Сейчас важно то, что речь идет о двух близнецах, мальчике и девочке, Гере и Зевсе.

— Что же получается… Великий Зевс выбрал себе сам себя, — сообразил Аполлон.

— Не совсем, — рассудил Арес.

— Не совсем, — опять поддержал его Дионис. — Однако можно и так сказать.

— Дурачок, — раздался рядом с Аполлоном голос Геры. Так близко от него, что казалось, будто он сам заговорил женским голосом. — Не о том речь. Да к этому яблоку я бы и руки не протянула. Речь идет о прекрасном.

— Это ты сейчас сказал? — спросил Аполлона Зевс.

— Я, — ответил Аполлон.

— Женским голосом, — уточнил всецарь.

— Ну и что, — пожал плечами водитель муз.

— Мастер, — усмехнулся Зевс.

— Скажи, мастер, что такое прекрасное? — Это выступил Дионис.

Аполлон сдвинул брови и молчал.

— Молчит, не знает, — обрадовался Арес.

— Молчу, потому что знаю, — отпарировал водитель муз. — Прекрасное отдано моей божественной власти. Как назову, так и будет правильно.

— Скажи тогда, что такое красота? — продолжал допрос Дионис.

— Красота — это Гера, — нашелся Аполлон.

— Правильно, — раздался рядом с ним голос всецарицы.

— Вот и договорились, — подвел первые итоги Зевс. — А ты что молчишь? — обратился он к Аресу.

— Я мог бы и не говорить. Кроме тебя, отче, все здесь свихнулись. Кто у нас богиня любви? — Арес победоносно обвел взглядом своих соперников. — Афродита! Значит она и прекраснейшая. Великой божественной волей при разделении уделов ей отдано это владение. Или, по их мнению, — Арес грозно глянул на Аполлона и Диониса, — всемогущая воля не истинна? Или порядок в мироздании, ею установленный, — ничто?

— А если тебя бы назначили богиней любви, — рассмеялся Аполлон, — ты бы и стал прекраснейшей?

— Арес рассуждает, как какой-нибудь афинский управляющий с ключами от кладовой, — добавил и Дионис, — только в этой кладовой хранятся не вина, а законы и правила.

— И такому вояке я рожала детей, — раздался в чертогах всецаря недовольный голос Афродиты. — Совсем помешался на приказах.

Афродиту Зевс как не услышал, а поглядел на Диониса:

— А ты что скажешь?

— Я скажу, что и Гера, и Афродита прекрасны, — приступил к своей речи Дионис, — но прекрасна и Афина. На что я хочу обратить внимание всемогущего Зевса? А вот на что. Гера и Афродита прекрасны. К их красоте нечего добавить. Они в полном расцвете. Они — состоявшееся украшение мироздания. Афина же — воплощение юности и невинности. В ней — еще и будущее. Разве не прекрасно то, что мы ждем еще прекрасного от прекрасного…

— Это какая же я несбывшаяся! — ворвался в собрание голос Афины.

— Так его! — расхохотался Зевс. — Ты, хитрец, сам себя перехитрил… Нет, — рассудил всецарь, перестав смеяться, — надо искать ответ в другом месте.

И на стене напротив него зажегся прямоугольник движущейся картинки. Сначала на ней заплескались легкие морские волны. Потом появилось покачивающееся на них судно. И Геракл — на его корме. Но быстро все изменилось: на небольшом пространстве моря возникли двенадцать кораблей.

— Геракл с Тезеем отправились к амазонкам, — пояснил молчавший все это время Гермес. — О них, отче, я тоже доложить собирался.

— Тоже мне событие, — проворчал Зевс.

Шум волн на движущейся картинке смешивался с голосами людей. Картинка спорхнула вниз и остановилась над палубой корабля Тезея. Здесь молодые мужчины, перебивая друг друга, то говорили, то будто пели..

— Поэты, — усмехнулся всецарь, — послушаем, что они напоют.

И действительно, на тезеевом корабле и сам афинский царь, и Мусей, и Пилий, и другие, чтобы скоротать время, устроили нечто вроде поэтического состязания. Поскольку каждый из них со своей напевной строкой стремился не отстать от соперников, они уже и не прибегали к помощи струн. Ненужные сейчас кифары и барбитоны лежали рядом на мягком широком ковре, расстеленном на палубе.

Так сладок твой голос, что музыку он порождает

Это пропел Мусей, хотя богам было все равно, кто поет, они вслушивались только в ритмические фразы.

Прекрасное тело и всякою частью прекрасно

Это был, кажется, Пилий.

— Ну, ну, — одобрительно прогудел Зевс, — вроде по делу поют, по нашему делу…

Поэты соревновались.

Прелестны в тебе и начала твои, и концы

Пурпурное и виноцветное — центр вселенной

И сколько гармонии — будто бы звезды на небе,

Над бездною ты поднимаешь свои острова

— Это про груди и женские выпуклости что ли? — рассудил всецарь.

Повсюду твои острова, словно лодки спасенья

Это долетел до богов голос Тезея.

— О чем они все-таки, — насторожился Зевс.

— Они не про женские прелести, они восхваляют море, по которому плывут, — пояснил Гермес.

— Поэты… опять поют не о том, о чем надо, — рассердился всецарь.

— Про море, вокруг которого смертные расселись, как лягушки на берегах пруда, добавил Арес злорадно.

— Ослы гремучие, — вырвалось у Аполлона.

— Пьяницы, — добавил Дионис, но без всякого осуждения.

— Они — из твоих сочинителей, — мстительно вставил Арес, глядя на Аполлона.