Тётя Mina - [2]

Кому дано право определять секретность документов и накладывать на них гриф "секретно" — не знаю, но забавляет вопрос: если "секретарь", наложивший на документ гриф "секретно" "отбрасывает лапти", то кому дано право по прошествии времени снимать "покров тайны" с документов прошлого? Вот к чему: тётушкины воспоминания надумал оформить через тридцать восемь лет после того, как она их написала и через шестьдесят четыре года с момента описываемых событий. Никто не удерживал от более раннего написания воспоминаний, грифа "секретно" на тётиной тетради не стояло, но от широкой публики скрывал. Почему? "Трусил" — первый и правдивый ответ, но можно спрятаться и за такое оправдание: "не знал, как пересказать её записи".

Воспоминания тёти написаны без точек, запятых, но с гласными литерами. В записях масса орфографических ошибок, но они ни в малейшей степени не позволяют теряться смыслу повествования. Как требовать грамоту с человека с двумя зимами обучения в до переворотной церковно-приходской школе? Сегодня бы она сошла за "клёвую": много молодых людей пишут так, как она писала когда-то.

Воспоминания написаны с орфографическими и "знаки препинания" ошибками, а всё остальное в записях, по моим соображениям — на месте.

Записи фрагментарны, в них есть всего одна дата, и стоило большого труда понять, что было у тётушки вначале, а что — потом.

Повествование выделено наклонным шрифтом, мои замечания — прямые. Можно было поступить наоборот и её повесть обозначить прямым шрифтом, а мою — наклонным: она уже ничего не может исправить в своих записях, а могу "уклониться" в любую сторону.

Также взял труд расставить в обрабатываемом тексте запятые и заменить в словах "А" на "о".

В тех местах повествования, где описываемые события становятся дикими, нестерпимыми для понимания нашими, современным представлениям о жизни, перехожу на свою манеру изложения. Такое могу позволить потому, что записи тёти принадлежат мне, а "право собственности охраняется законами государства".

Глава 1.

Нарушение православных канонов.

Рискуя быть отлученным от православной церкви, всё же обращаюсь к душам граждан "страны советов" побывавших в военные годы в Германии на принудительных работах. Название "принудительные работы" имело силу закона и ходило в военные годы в двух известных мне государств с названиями "Советский Союз" и "Германия". Другие не трогают.

Как долго "принудительные работы" просуществовали в каждом из упомянутых государств в отдельности — сказать не могу. Ничего не знаю о том, какими были принудительные работы в Германии, но какими они были в "стране советов" — знакомо.

Свободные от тел души моих соотечественников! Да, вы, кто когда-то укреплял своим трудом могущество чужого вам Рейха! Покойнички! Обращаюсь с просьбой: когда мои пальцы при написании тётушкиных приключений в Рейхе будут летать над клавиатурой, то вы их удерживайте в тех местах, когда я, "вольно, или невольно, по злому умыслу, или без оного" вдруг в рассказе "пойду в нежелательном направлении" и стану говорить о том, чего не было… То есть, "фантазировать"… Или "заблуждаться"…

"Заблуждаться" — мягкое определение вранья, "врать" — уже жёсткое.

Уверенное и бесповоротное. Но опасное определение.

Воспоминаний иных людей о работе на благо Рейха в военные годы не встречал. Только тётушкины. Это минус: её рассказы о пребывании в Германии могут быть неполными, ошибочными, пристрастными… какими угодно… даже "субъективными". "Личными", наконец.

Обращение:

— Дорогой читатель! Перед тобою бесхитростный рассказ умной, но плохо знавшей грамоту женщины с примечаниями родственника (племянник).

Изложенное — правда потому, что исходный автор, родственница, была начисто лишена дара врать и приукрашивать: она никогда и ни в какой партии не состояла. И мне нет резона добавлять что-то иное к её записям.

Не думаю, что комментирование ошибочных представлений близкой родственницы о давнишних событиях в чужой стране могут ныне дать "гремучую смесь": сегодня кого-либо и чем-то необыкновенным удивить не получится. Нет ничего в прошлом и страшного потому, что оно "прошлое". Чего бояться!

Можешь не входить в повествование с моими комментариями: в них нет ничего такого, что было бы новым, и от чего тебя распёрла гордость с названием "Знай наших"! От помянутого сорта гордости маемся только мы, но иные народы и племена о ней ничего не знают. Предупреждение сделано, начали!

Глава 2,

Длинная и грустная. Из тётиной биографии.

Повествование начинает со дня появления в свет: 2 января 1899 года. Затем следует короткое разъяснение того, от каких "корней" она появилась в этом мире: "мою мать, когда ей было восемнадцать, мачеха отдала замуж за вдовца, у которого уже было двое детей" "Супруг" был старше молодой жены на девятнадцать лет. Причин для избавления от падчериц у мачех всегда имелись в предостаточном количестве, но основная такова: свои две дочери были на "выданье" "Жених" не требовал за невестой приданого, что было важным моментом в деле избавления от падчерицы.

"мать моя промучилась с ним девятнадцать лет. Я не знаю, как охарактеризовать своего отца, но это был, скорее всего, только самец, любивший себя, но не человек. Он и понятия не имел, что такое "семья. Он наплодил семь человек, и все эти семь ртов легли на плечи матери"