Тетушка, которая не умирает - [8]

Я чуть не рассмеялась. Прити училась через пень колоду. Ей бы хоть один-то диплом получить. Да и она сама больше склонялась к занятию хозяйством. Потом, после замужества, у нее будет столько домашних и семейных забот да хлопот, что про учебу она и не вспомнит.

Прити завела нудный разговор про Нитиша. В божественном лунном свете я перенеслась в неведомый мир. До моих ушей доносились лишь обрывки слов Прити:

– Ты же знаешь, какой честный и порядочный Нитиш… он мне говорит: «Ты моя путеводная звездочка». Им ничего не нужно – ни часов, ни колец… Нитиш не имеет ни малейшего представления о деньгах, и всем приходится заниматься мне…

Почему же у меня нет парня, к которому я была бы привязана так же крепко?

Когда наша девичья компания ехала сегодня на пикник, за нами увязался джип с кучей мальчишек, явно не бенгальцев. Учительницы сказали, чтобы мы не заглядывались на них. Они всю дорогу свистели, распевали песни из кинофильмов на хинди и махали нам руками. А мы знай себе хихикали да толкали друг дружку локтями. И только я одна горела злобой.

У сына моей тетушки есть сослуживец, инженер, – он только-только перебрался в наш город. Месяц назад, когда я была с ним едва знакома, он окликнул меня и осведомился:

– Ты свободна?

Я вижу мужчин насквозь. И по его голосу сразу догадалась, что речь идет о сердечных делах.

– Что это значит? – строго спросила я.

– Это значит могу ли я продолжать? С твоего позволения.

Я сказала:

– Да, свободна и хочу быть свободной и впредь.

Он проглотил мою издевку и невозмутимо отчеканил:

– Благодарю.

На том меж нами все и закончилось.

А еще меня звали замуж два преподавателя и врач – именно в такой последовательности. Впрочем, обращались они не прямо ко мне, а к моему отцу, и он им сказал: «Дайте-ка я спрошу дочку».

И я дала им от ворот поворот.

Я до сих пор ума не приложу, отчего мне не хочется верить мужской половине рода человеческого.

Соскользнув с валуна, я сказала:

– Хочу пройтись, надоело сидеть тут сиднем.

И я отправилась куда глаза глядят. За мной никто не пошел.

Вскоре до меня донесся пронзительный оклик Моники-ди, одной из учительниц:

– Девочки, все сюда! Шофер больше не может ждать. По договору смена у него заканчивается ровно в десять вечера.

Я знала, в жизни все идет по правилам. Мне придется попрощаться с этой свободой, с этой страстью, с этой фантастической прогулкой на лоне природы под дивной луной и вернуться домой. Точно так же придется мне однажды стать невестой и облачиться в пышный подвенечный наряд.

Считается, что мужчины и женщины должны дополнять друг друга. Я так не думаю. Мне кажется, я смогла бы прожить и без мужчины.

Я ушла далеко-далеко, рука об руку с одиночеством, лучшей своей подругой…

Амалеш по дороге в школу обычно проходил мимо нашего дома. Высокий и худощавый, в рубашке, застегнутой под самое горло, в грубосуконной дхоти[4], волосы аккуратно зачесаны. Он шел прямо, не глядя по сторонам. Жил он на той же улице, в трех шагах от нас – в доме с бамбуковыми стенами, обнесенном бамбуковой же изгородью и увенчанном железной кровлей. Отец его был учителем начальной школы. Он никогда не носил сорочек – кутался в тонкую накидку на голое тело. Мать Амалеша иногда заходила к нам за рисом или солью, когда у них заканчивалось либо то, либо другое. Она-то и рассказала нам, что Амалеш часто ходит в школу голодный, потому как иной раз им не хватает еды. Она жаловалась: «Мальчик так хорошо учится, а я не могу досыта его накормить. Долго ли он протянет с пустым-то желудком?»

Амалеш и правда был одним из лучших учеников в школе. Только и всего. Его верными спутниками были книги. Он, бывало, проходил мимо футбольного поля, даже не глядя на игру. Он не смотрел кино, не общался с друзьями. Все, что его интересовало, так это то, как добиться наилучших результатов на экзаменах, обогнать всех учеников в классе и заслужить поощрение. «Хороший мальчик, – говорили про него все, – очень хороший».

Я помню его еще с детства. Одна одежда. Одна прическа. Я даже ни разу не видела, чтобы он закатывал рукава.

Я тогда была совсем маленькая: мне было лет семь или восемь. Амалеш учился в девятом классе. И выглядел не по годам серьезным. Он не ходил ни к кому в гости. Зато его младшие сестры и младший же брат частенько приходили к нам на религиозные праздники за угощениями. Моя мама отдавала им наши старые вещи, и они потом с радостью их носили. Но Амалеш был совсем другой. Казалось, ему нет никакого дела до других людей, как будто он сбился с пути и очутился в этом мире, который был ему совершенно чужой.

Помню, как однажды соседские мальчишки гоняли на улице в футбол теннисным мячиком, а мимо проходил Амалеш-да. Внезапно заскорузлый от грязи мячик угодил ему прямо в грудь, оставив пятно на его белой рубашке. Любой другой, разозлившись, остановился бы и, может, даже обругал бы их. Но Амалеш-да, замешкавшись лишь на мгновение, опустил голову и глянул на грязное пятно. И тут же молча пошел своей дорогой.

Я еще ходила в младший класс, когда Амалеш-да получил целых девять баллов на выпускных школьных экзаменах. Его мать тогда призналась моей: «Его зовут в самые престижные колледжи в Калькутте. А я даже не знаю, по силам ли нам эдакое счастье. Ведь это так дорого!»