Тетрадь опасных советов - [4]

Пузырь долго изучал листы с записями и схемами, внимательно рассмотрел обложку с внутренней и внешней сторон, потом прочитал записку от Майи и спросил:

Как она тебе позвонит? Она знает номер твоего телефона? *

Номер на трубке аппарата, — сказал Вадик, подняв трубку и указав Пузырю на прозрачную пластиковую вставку, которая прижимала полоску бумаги с написанным на ней номером телефона.

Теперь я вообще ничего не понимаю. Если она не воровка, то почему ушла, не дождавшись тебя, не попрощавшись? А главное, зачем тогда за ней гнался тот чайник в «Форде»? Неужели только для того, чтобы нервы пощекотать себе и ей? Но это же глупость, дичь, чума! Он ведь в любой момент мог нарваться на ментов. Из—за незнакомой девчонки так подставляться. Нет, такого не бывает, — помотал головой Пузырь. — Они с ней знакомы, сто процентов. Когда она придет к тебе за тетрадью, расспроси ее об этом мужике, скажи, что тетрадь не отдашь, пока всю правду не узнаешь. Вот увидишь, она признается, что знакома с кексом в «Форде».

Не грузись, Пузырь, расслабься. Нам—то какое дело до их знакомства, — зевнув, сказал Вадик. —

Мне, например, по барабану и Майя, и ее тетрадь. Кстати, ты заметил, какими странными буквами сделаны записи? Ты когда-нибудь видел такой алфавит?

Видел. В прошлом году, когда с родичами в каникулы болтался по Балканам, ну, там Болгария, Сербия, Хорватия. Короче, это сербохорватский язык. Прикинь, алфавит у них называется «вуковица», он почти как русский, только в нем нет девяти наших привычных букв, зато добавлены шесть других.

А что еще можешь сказать про тетрадь, про записи, схемы, формулы? — спросил твердый троечник Вадик Ситников у круглого отличника Вити Пузыренко, который знал ответы почти на все вопросы.

Забавная тетрадка, антикварная. Изготовлена в тысяча восемьсот девяностом году в Чикаго фабрикой «Джонсон пэйпэ». В записях я ни одного слова не понял, потому что сербохорватского языка знать не знаю. В схемы я тоже не въехал, зато точно могу сказать, что формулы касаются физики и математики. Еще вопросы есть?

Ты что, издеваешься? — напрягся Вадик. Он решил, что Пузырь его разыгрывает.

Почему издеваюсь?

Откуда ты все это узнал?

Внимательно осмотрел тетрадь и выяснил. А что?

Ну, насчет сербохорватского языка я тебе верю. Допустим, в разных формулах ты тоже неплохо разбираешься. Но, черт возьми, как ты узнал про год и фабрику в Чикаго?! Я ведь тоже рассматривал тетрадь, но ничего такого там не увидел. Или ты гений, или я последний лох.

Ясный перец, я — гений, а ты, соседушка, как ни крути, последний лох. Видишь ли, дружище, там последняя страница слегка приклеилась к внутренней стороне обложки. Я ее отлепил и прочитал на штампе название фабрики и год выпуска тетради.

Зазвонил телефон. Вадик взял трубку и услышал в ней женский голос:

Алло... Можно Вадима Ситникова?

Это я.

Здравствуй, Вадим. Это Альбина Георгиевна Ремизова, инспектор по делам несовершеннолетних. Надо бы нам с тобой встретиться. Знаешь, где находится наше отделение милиции?

Знаю. Я там в прошлом месяце паспорт получал.

Сможешь сегодня прийти в отделение, в мой кабинет?

Зачем? — спросил Вадик, вдруг почувствовав тяжесть в желудке.

Надо выяснить кое—что. Не волнуйся, разговор на десять минут, ничего серьезного. Сможешь сегодня?

Дайте мне время подумать.

Сколько времени тебе дать?

Пятнадцать суток, — не задумываясь, выпалил Вадик.

Ну, вот что. Даю тебе пятнадцать минут и через час жду у себя в кабинете в отделении милиции. Четырнадцатый кабинет, лейтенант Ремизова. Запиши, а то забудешь. До свидания.

Ситников положил трубку, посмотрел на Пузыря и с тревогой в голосе произнес:

Началось. Меня в ментовку вызывают.

Из—за чего?

Не знаю. В инспекцию по делам несовершеннолетних.

Это из—за Майи! Сто пудов! Я тебе сразу сказал, что тут дело мутное, что обдумать надо. А тебе все по барабану, все трын—трава. Вот и допрыгался. Теперь тебя точно закроют, сто пудов, посадят в колонию для малолетних преступников.

За что?! — возмутился Вадик.

Там потом объяснят.

Наша инспекторша сказала, чтобы я не волновался, что разговор на десять минут.

Они все так говорят. Сначала разговор на десять минут, потом арест на пятнадцать суток, а там и колония для несовершеннолетних на сорок пять лет, — уверенно сказал Пузырь, хотя сам с инспекцией по делам несовершеннолетних никогда не пересекался. Пузыренко уставился в потолок и стал подсчитывать: — Это же сколько тебе будет через сорок пять лет? Твои четырнадцать плюс сорок пять в колонии. Пятьдесят девять годочков. Как раз к пенсии успеваешь. Выйдешь на свободу с чистой совестью и сразу на пенсию. Лафа!

Что я в тебе больше всего ценю, Пузырь, так это твое умение в трудную минуту поддержать друга добрым словом, — огрызнулся Вадик.

А что ты обижаешься? Я тебе еще раз говорю: чует мое сердце, что без Майи тут не обошлось. Воткнись в розетку, включи мозги и прикинь, как плотно одно к другому лепится: мужик в «Форде», погоня, странный уход Майи, антикварная иностранная тетрадь и вызов в милицию — в общем, сплошной криминал в один день. Таких совпадений не бывает.

Что же делать? — расстроился Вадик.