Тетрадь опасных советов - [2]

Она плакали, правда, беззвучно, но слезы ручьем текли по ее лицу. Вадик совсем растерялся.

В чем дело? Мы ведь ушли от погони. Почему ты ревешь?

Майя не ответила, она продолжала беззвучно рыдать, вытирая слезы носовым платком.

Слушай, подруга, человек я хладнокровный и не слишком мягкий, но на слезы спокойно смотреть не могу. Объясни, в чем дело?

Майя повернулась к Вадику правым боком и показала то, что осталось от рукава ее блузки — рваный лоскут шелковой материи, свисающий с плеча.

Я же тебя предупреждал: осторожно, ветки! Скажи спасибо, что руку не поранила.

Что мне теперь делать? Как я пойду по улице в таком виде?

Надо зашить рукав, и все дела. Пойдем ко мне. Я живу в этом подъезде на первом этаже.

Зашить? Правда? А к тебе можно?

Запросто. Пойдем, пока ты не утонула в слезах. Родители на работе, зато нитка с иголкой в доме найдется. Только я шить не умею, так что не смогу тебе помочь.

Я сама, — сказала Майя, слезая с мопеда. Только теперь он смог ее рассмотреть. Майя шла

впереди него немного странной походкой — легкой и в то же время скованной, как птица, осторожно ступающая по мокрому прибрежному песку. Одета она была в льняные брючки и шелковую блузку с короткими рукавами. На плече висел маленький рюкзак из светлого кожзаменителя. Она была такой худой и легкой, что казалось, ее вот—вот унесет порыв ветра.

Вадик открыл перед ней дверь, Майя опасливо заглянула в квартиру, потом повернулась, посмотрев на Ситникова своими серыми, почти прозрачными глазами и спросила:

Мне куда?

Да куда хочешь. Если умыться и слезы смыть, то в ванную. Если пить или перекусить, то на кухню. А иголка с ниткой — в комнате, — объяснил Вадик, указывая руками на разные двери квартиры.

Пока Майя умывалась, Ситников в поисках нитки с иголкой перерыл в комнатах все тумбочки и выдвижные ящики. Он никогда не брал в руки этих простых вещей, поэтому не знал, где они находятся.

Нашел! — радостно воскликнул он, словно наткнулся на золотой самородок.

Тем временем Майя вошла в комнату и, как озябший воробей, присела, на подлокотник оказавшегося поблизости кресла. Вадик передал ей небольшую коробку со швейными мелочами, поглядел, как она ловко вдела нитку в иголку, и тут заметил на ее левом плече цветную татуировку—наклейку; обычно такие наклейки вкладывают в упаковки со жвачкой. На тату был изображен космический спутник, который парил в черном пространстве, а рядом с ним проносилась комета с ярким хвостом. Под рисунком красовалась цветная надпись «Hayabusa».

«Хаябуса» — это, наверно, название жвачки. Или название спутника», — подумал Ситников, а потом сказал:

Кстати, меня зовут Вадик. Слушай, а почему за тобой гнался тот— мужик в серебристой тачке?

Не знаю, — пожала плечами Майя. — Просто подъехал ко мне и предложил подвезти. Я отказалась, а он прицепился. Куда я, туда и он на своем дурацком «Форде». Я от него бегом по тротуару, и он за мной на машине, я к шоссе, и он к шоссе, я к тебе на мопед, и он вслед за мной, то есть за нами.

А чего он хотел—то?

Понятия не имею. Маньяк какой—то.

Воспоминания о мужчине в «Форде», по—видимому, были ей неприятны, потому что лицо ее вдруг потемнело. Вадик решил сменить тему.

Почему ты не зашиваешь рукав? — спросил он. — Может, тебе нужен наперсток?

Понимаешь, я не левша, я не могу левой рукой зашить правый рукав. Мне нужно снять блузку. Ты не мог бы выйти из кухни?

Как это я сам не догадался! — шлепнул себя по лбу Вадик. — Мне как раз надо поставить мопед в гараж, пока его не стырили. Я скоро вернусь.

—А вдруг я у тебя что-нибудь украду? Ты не боишься оставлять в своей квартире незнакомого человека?

— Это тебя—то? — ухмыльнулся Вадик. — Нет, тебя оставлять не боюсь. Телевизор ты не поднимешь, компьютер тоже не вынесешь, да и вообще в таком виде с чужими вещами ты далеко не уйдешь.

Он вышел из подъезда, снова сел за руль мопеда, проехал через пустырь к гаражу, в котором отец Вадика оставлял на ночь «семейный» автомобиль, затем неторопливо открыл правую дверь и завел внутрь, как барана за рога, свой скутер.

Когда он пешком вернулся домой, в квартире никого не было. Скорее машинально, чем осознанно, он крикнул: «Майя!» Ему никто не ответил. Тогда он прошелся по комнатам, открыл дверцы шкафа, заглянул в ящики секретера. На первый взгляд все вещи были на месте. Вадик зашел в кухню, чтобы выпить воды, и вдруг увидел на столе бумажный конверт, на котором лежала записка от его новой знакомой, всего две фразы: «Вадим, пусть эта тетрадь пока хранится у тебя. Я тебе позвоню. Спасибо за помощь». И подпись: «Майя». На самом конверте не было ни слова, а внутри находилась большая, как классный журнал, тетрадь.

Вадик взял тетрадь в руки, она оказалась тяжелой, почти как ноутбук. Обложка из настоящей кожи, листы из плотной бумаги — все говорило о том, что давным—давно эта вещь стоила достаточно дорого. Однако теперь кожаная обложка изрядно потрепалась, листы от времени пожелтели, а в нескольких местах были вырваны из переплета. Вадик пролистал тетрадь, заполненную рукописными текстами, какими—то формулами, схемами, чертежами, и не понял ничего, то есть буквально ни одного слова. Особенно его озадачил язык, на котором велись записи. Сначала ему показалось, что владелец тетради писал русскими буквами иностранные слова, но, приглядевшись к аккуратному разборчивому почерку, Вадик обнаружил неизвестные буквы, которых не было ни в латинском алфавите, ни в русском.