Тет-а-тет - [42]

– Нет, я хочу передохнуть с дороги, – отозвался Максим.

– А я проедусь. Обожаю горы! Такая красотища! Надо будет в следующий раз взять с собой детей, как ты считаешь?

– Посмотрим, – отозвался Максим, почувствовав острый приступ раздражения от того, что Ирина всякий раз ловко сводила беседу к детям. Сколько можно спекулировать ими? Миллионы родителей расходятся – и ничего. Он уже и так давным-давно стал «воскресным папой» – видит сына и дочь только по выходным и праздникам, в перерывах между делами и командировками. Максим вдруг понял, что хочет расставить точки над «i» уже не ради Евгении, а ради самого себя. Он тоже смертельно устал всем врать: жене, детям, любовницам, знакомым, самому себе.

Он хочет стать свободным, вырваться из удобной комфортной золотой клетки, в которую по дурости запер себя сам.

Максим лег на широкий диван, включил телевизор. Ирина еще некоторое время копалась в спальне, рассовывала вещи по шкафам, потом крикнула, что уходит, хлопнула дверью.

Максим набрал номер Евгении.

– Ну, детка, пожалуйста, ответь!

Ровные размеренные гудки вызывали в нем волну глухого бешенства, желание расколотить проклятый кусок пластмассы ко всем чертям. Злость искала выхода. Сон улетучился. Максим снова чертыхнулся, оделся – и отправился за лыжами.

Он был не настолько самонадеян, чтобы лезть на черную трассу. Но и катание с новичками, среди которых преобладали подростки, больно било по самолюбию. Максим проехал по краю склона, удаляясь в сторону, пока не заметил заманчивую относительно ровную ложбинку, не слишком петлявшую между сосен. «Пожалуй, это то, что нужно», – решил он, встал на край спуска, примерился и, оттолкнувшись палками, заскользил вниз, с каждой секундой набирая скорость. По бокам, как при ускоренной перемотке видеофильма, замелькали деревья. В лицо бил ветер с противной колючей снежной пылью. В какой-то миг Максим понял, что не может управлять лыжами, – несется неведомо куда, не разбирая дороги, словно машина с отказавшими тормозами, прямо на корявые мачты сосен, он уже увидел перед собой шершавые наросты на коричневом стволе, выскочившем на пути. Дьявол! В последний момент Максим неуклюже присел, рванулся влево, почувствовал, что теряет равновесие и кубарем летит вниз. Заметались, чередуясь, как в детском калейдоскопе, синее небо, белая земля, темно-зеленые пики деревьев. Снег оказался жестким, как асфальт, с одной только разницей: он был холодным и набивался в рот, в уши, за шиворот. Когда сумасшедшее движение остановилось, Максим еще какое-то время лежал неподвижно, глядел в безмятежное небо на проплывавшие над ним ватные комья облаков. Затем ощутил холод, приподнялся на локте, сплюнул, выгреб из-за ворота подтаявший снег. Попытался встать, но тотчас, охнув, осел – щиколотка отозвалась резкой острой болью. Проклятие! Только перелома ему не хватало! Кое-как Максим дотянулся до лыж – одна сломалась, он отстегнул ее, с отвращением отбросил в сторону. Обломок воткнулся в сугроб. Максим достал мобильник и трехэтажно выругался: дорогой аппарат из-за падения безнадежно завис. Некоторое время Максим реанимировал трубку, вынимал и вставлял симку, пока не убедился в полной бесполезности собственных усилий. Тогда он вышвырнул бесполезное устройство в снег и стал подниматься в гору, стиснув зубы и морщась от боли.

– Ну и где хваленая система безопасности курорта? – бормотал он под нос. – Где чертовы инструктора? Дойду – убью!

Вдруг он увидел лыжника. Тот спускался красиво, как в олимпийской трансляции, плавно огибал деревья, то исчезал из поля зрения, то снова выныривал на поверхность, потом поравнялся с Максимом и, наконец, сделав лихой разворот, притормозил.

– Проблемы? – спросил лыжник, блеснул оранжевыми стеклами солнцезащитных очков и белозубой улыбкой, и Максим невольно позавидовал изящной легкости, с которой тот управлялся с широкими кусками пластика, именуемыми горными лыжами.

– Да, – отозвался Максим. – Ногу не то вывихнул, не то сломал… Дерьмо… И телефон сдох…

– Сейчас я позвоню, – сказал лыжник. Вытащил трубку, связался с экстренной помощью. Затем подал Максиму руку. – Давайте, я помогу встать. Замерзнете.

Максим ухватился за протянутую руку, встал, снова сморщился от резкой боли в ноге.

– Идти можете? – участливо спросил лыжник. – Я поддержу. Чего их ждать-то, бестолковых?

– Тоже верно, – буркнул Максим. – Попробую.

Незнакомец отстегнул лыжи, подставил Максиму плечо и представился:

– Будем знакомы. Антон Щербинин.

– Максим Протасов, – машинально отозвался Максим и в следующий момент замер, пристально вглядываясь в лицо лыжника.

Тот, в свою очередь, переместил очки на макушку и уставился на Максима.

– Будем знакомы, – наконец обрел дар речи Максим, отодвигаясь от соперника. Больная нога напомнила о себе острым уколом, но Максим был готов стоять до последнего, он не желал пасовать перед этим человеком: темноволосым, широкоплечим, с волевым подбородком, с бархатным взглядом карих глаз – красавчиком, в каких влюбляются семнадцатилетние девчонки. Даже в свои без малого пятьдесят он был импозантен и весьма хорош собой.