Тэсс из рода д'Эрбервиллей. Джуд Незаметный - [213]

Скрытый смысл ее слов, если таковой в них был, заставил бы его возликовать, но он уже принял решение и, помолчав, начал:

— Я тебе никогда не говорил…

— Нет, говорил, — прошептала она.

— Я хочу сказать, что никогда не рассказывал тебе о своем прошлом — все до конца.

— Я догадываюсь. Примерно представляю.

Джуд взглянул на нее. Неужели она знает о той давнишней утренней церемонии, связавшей его с Арабеллой, и о том, что через несколько месяцев брачные узы были порваны с большей решительностью, чем это сделала бы сама смерть? Он видел, что она этого не знает.

— Я не могу рассказывать об этом здесь, на улице, — мрачно продолжал он. — А ко мне тебе лучше не заходить. Давай зайдем сюда.

Они стояли возле крытого рынка, это было единственно доступное для них помещение, и они вошли туда. Базарный день кончился, все ряды и прилавки пустовали. Конечно, он предпочел бы более подходящее место, но, как это всегда случается, свою историю ему пришлось поведать не среди романтики полей и лугов, не в торжественной атмосфере храма, а на ходу. Они расхаживали по полу, усыпанному гнилыми капустными листьями, вокруг была обычная рыночная грязь — загнившие овощи и уже не пригодные к продаже отбросы. Его повествование было недолгим и сводилось к тому, что несколько лет тому назад он женился и что жена его жива и поныне. Сью даже не успела измениться в лице, как с ее губ сорвалось:

— Что же ты не сказал мне раньше?

— Я не мог. Это было так трудно!

— Трудно для тебя, Джуд. И ты решил быть жестоким по отношению ко мне?

— Нет, милая! — горячо воскликнул Джуд.

Он хотел взять ее руку, но она отдернула ее. Казалось, вдруг пришел конец взаимному доверию и остался лишь извечный антагонизм полов, который больше не смягчала взаимная склонность. Теперь она уже не была его товарищем, другом, любимой, она молчала и с отчужденностью глядела на него.

— Я стыдился эпизода моей жизни, который привел меня к женитьбе, — продолжал он. — Сейчас мне трудно объяснить все подробно. Но я мог бы это сделать, если б ты иначе к этому отнеслась!

— Но как же мне относиться иначе? — взорвалась она. — Я вот говорю или пишу тебе, что… ты можешь любить меня или что-то в этом роде! Пишу просто из жалости, а тем временем… О, как это все отвратительно! — воскликнула она, в раздражении даже топнув ногой.

— Ты несправедлива ко мне, Сью! Я до самого последнего времени не думал, что хоть что-нибудь значу для тебя, и поэтому считал, что все это не важно! Так неужели я что-нибудь значу для тебя, Сью? Ты понимаешь, что я имею в виду! «Из жалости» мне совсем не подходит!

В данную минуту Сью предпочла не отвечать на вопрос.

— А что она… твоя жена… наверное, очень хорошенькая, хотя и дурная женщина? — быстро спросила она.

— Да, ее считают хорошенькой.

— И уж конечно, красивей меня?

— Вы совсем разные. И потом, я уже несколько лет ее не видел… Но я не сомневаюсь, что она вернется — такие всегда возвращаются!

— Странно, что ты живешь вот так один, без нее! — сказала Сью, однако дрожащие губы и сдавленный голос не вязались с ироничностью ее тона. — Ведь ты такой религиозный! Как же будут теперь просить за тебя полубоги твоего Пантеона, то бишь легендарные личности, которых ты именуешь святыми? Вот если бы я так поступила, тогда другое дело, ничего особенного, ведь я, во всяком случае, не считаю брак святыней. В теории-то ты не такой передовой, как на практике.

— Сью, ты умеешь быть ужасной язвой — сущий Вольтер! Ну что ж, казни меня, как хочешь!

У него был такой убитый вид, что она смягчилась и, пытаясь незаметно сморгнуть слезы сострадания, сказала с чарующей укоризной женщины, уязвленной до глубины души:

— Ах, ты должен был рассказать мне все, прежде чем дать понять, что просишь у меня разрешения любить меня! У меня не было к тебе никаких чувств до той самой минуты на вокзале, если не считать…

Сейчас Сью, пытавшаяся скрыть свое волнение, что ей совсем не удавалось, выглядела не менее несчастной.

— Не плачь, родная! — взмолился он.

— Я… плачу… не потому, что я… совсем было полюбила тебя… а потому, что на тебя нельзя положиться!

С рыночной площади их не было видно, и Джуд не мог удержаться, чтобы не обнять ее. Это помогло ей овладеть собой.

— Нет, нет! — строго сказала она, отстраняясь и вытирая глаза. — Не надо! Было бы лицемерием считать, что ты обнимаешь меня по-родственному, а иначе быть не должно.

Они прошли несколько шагов вперед, и она как будто справилась с собой. Джуд был в отчаянии, ему было бы не так горько, если бы она вела себя иначе, не была бы такой терпимой и великодушной, хотя вначале, поддавшись порыву чувства, она и проявила некоторую мягкость — отдала неизбежную дань своему полу.

— Я не виню тебя за то, что от тебя не зависело! — сказала она, улыбаясь. — Это было бы просто глупо! Я браню тебя лишь за то, что ты не сказал мне раньше. Но в конце концов это не важно. Все равно мы не могли бы соединиться, даже если бы в твоей жизни все сложилось по-другому.

— Нет, могли бы, Сью! Это единственное препятствие!

— Ты забываешь, что, даже если б не было никаких препятствий, надо, чтобы я полюбила тебя и захотела стать твоей женой, — сказала Сью, за мягкой серьезностью тона скрывая подлинное свое настроение. — И потом, мы ведь двоюродные брат и сестра, и нам не следует вступать в брак. Да к тому же… я обручена с другим. Встречаться по-прежнему, как друзья, нам вряд ли удастся — не такие вокруг нас люди. У них ограниченные взгляды на отношения между мужчиной и женщиной, это доказывает хотя бы исключение меня из школы. Их философия признает лишь отношения, основанные на животной страсти. Им неведома всякая иная сильная привязанность, в которой плотское желание играет, по крайней мере, второстепенную роль… роль этой… как ее?.. Венеры Урании