Тэсс из рода д'Эрбервиллей. Джуд Незаметный - [154]

Так же как и при издании «Тэсс из рода д’Эрбервиллей», журнальный вариант был по целому ряду причин сокращен и несколько видоизменен; таким образом, настоящее издание является первым полным изданием первоначальной редакции. Я не сразу нашел для романа название, а потому он был напечатан под условным заглавием — фактически были приняты два заглавия, одно за другим. Настоящее окончательное название, которое я считаю лучшим, было придумано одним из первых.

Роман этот написан для взрослых людей человеком, который пытается бесхитростно поведать о муках и метаниях, насмешках и несчастьях, какие могут омрачить сильнейшее из чувств, ведомых человеку; откровенно рассказать о смертельной борьбе между плотью и духом, и раскрыть трагедию неосуществленных замыслов. Поэтому я не думаю, что в трактовке темы встретится что-либо оскорбительное.

Подобно ранним произведениям того же автора, «Джуд Незаметный» является лишь попыткой образно запечатлеть и связать между собой ряд созданий собственного воображения или личных наблюдений, согласованность или хаотичность, жизнеспособность или эфемерность которых не имеют существенного значения.

Т. Г.

Август 1895 г.

Постскриптум

Издание этой книги шестнадцать лет тому назад с Предисловием, приведенным выше, повело к неожиданным инцидентам, поэтому заглянем на миг в прошлое и посмотрим, что, собственно, произошло. Через день-два после опубликования романа рецензенты набросились на него в таком тоне, с каким прием, оказанный «Тэсс из рода д’Эрбервиллей», нельзя и сравнить, хотя два или три голоса все же выделялись из общего хора. О том, как встретили роман в Англии, было немедленно сообщено в Америку, и музыка эта бешеным крещендо зазвучала по другую сторону Атлантики.

С моей точки зрения, самое досадное в этих нападках было то, что самую суть романа, раскрывающую крах иллюзий двух главных героев и для меня самого представлявшую особый и в какой-то степени даже исключительный интерес, мои недруги из прессы обеих стран фактически обошли; единственное, что они прочли и на что обратили внимание — это двадцать — тридцать страниц с печальными подробностями, какие казались мне необходимыми для полноты картины и для показа контрастов в жизни Джуда. Любопытно, что перепечатка в следующем году фантастической небылицы, впервые опубликованной одним из журналов для домашнего чтения, навлекла на мою голову новый поток брани с разных сторон.

Вот как не повезло «Джуду» уже в начале его карьеры. Следующее его несчастье, вслед за приговором прессы, — книгу предал сожжению епископ, вероятно, в порыве отчаяния, что не смог сжечь автора.

А потом кто-то открыл, что «Джуд» — книга нравственная, целомудренная, несмотря на сложность проблемы, как будто автор сам в своем Предисловии не повторял многократно, что он этого и добивался. Тогда многие сняли с меня проклятие, и на том дело стало, причем, насколько я мог уловить, единственным уроком, извлеченным из всей этой истории, был урок, полученный мною самим и состоявший в том, что я начисто излечился от желания впредь писать романы.

Вот один из эпизодов разыгравшейся тогда словесной бури. Некий американский писатель, считавший излишним казаться лучше, чем он есть, написал мне, что купил мою книгу под впечатлением отзывов возмущенной критики и стал читать ее; читал, читал и все недоумевал, когда же начнутся сомнительные места, и в конце концов отшвырнул книгу, проклиная себя за то, что попался на удочку мошенников-рецензентов и выбросил полтора доллара на ерунду, которую он соблаговолил назвать «нравственно-религиозным трактатом».

Я ему посочувствовал и чистосердечно заверил, что лжетолкование моего романа критикой отнюдь не обманный ход с моей стороны, чтобы увеличить спрос на книгу среди подписчиков газет.

Затем был случай с дамой, которая под влиянием статьи под устрашающим заголовком, напечатанной в одном из всемирно известных журналов, составила себе ложное представление о книге и тут же написала мне, что желает со мной познакомиться.

Вернемся, однако, к самой книге. Поскольку трагическую канву повествования составляют главным образом законы о браке, а семейная жизнь в нем намеренно представлена таким образом, чтобы показать, пользуясь словами Дидро, что закон юридический должен лишь выражать закон естественный (утверждение, требующее, между прочим, некоторых оговорок), то я с 1895 года несу тяжкую ответственность за оскверненность темы брака у нас в стране (как выразился недавно один ученый писатель). Не знаю. Мое мнение в то время, насколько я помню, было тем же, что и сейчас, а именно — брак должен быть расторгнут, как только он становится пыткой для одной из сторон, ибо тогда он и по существу, и с нравственной точки зрения уже не брак. Мне это казалось хорошей основой для фабулы трагедии, в которой частные явления, выражающие по большей части проблемы общие, преподносятся не без надежды на то, что трагедии этой будет свойственно некое очистительное воздействие в аристотелевском духе.

Получить образование, не имея на то денег, являлось серьезной проблемой лет двадцать — тридцать тому назад, и это обстоятельство также использовано мною, хотя, как мне стало известно, некоторые читатели видят в этих эпизодах романа нападки на всеми чтимые заведения и полагают, что основанный позднее Раскин-колледж