Терская коловерть. Книга третья. - [147]

Степан усмехнулся в душе: вряд ли старому барыге нетерпелось видеть начальника ОГПУ во сне и тем более наяву.

— Вам что–то нужно продать? — продолжал светиться радостью Мойше, хотя в слезящихся глазах его сквозило противоположное чувство. Вы правильно поступили, что решили иметь дело со мной, а не с этим халамидником Рафой. Он одних только комиссионных сдерет тридцать процентов, а то и больше, содрать бы с него заживо кожу вместе с его краденой тужуркой. Как говорится в «Орхот цадыким»…

А Степан поморщился, вспомнив, как с него самого хотели содрать кожу бандиты.

— Что это такое? — вынул он из мешковины и бросил на прилавок пальто.

У Мойше сразу поползло лицо к его буланой, закрученной штопором бороде.

— Таки пальто, ваша милость, товарищ начальник, — проговорил он костенеющим языком. — Но если вы считаете, что для вашего родителя это дорого…

— Я спрашиваю, откуда оно у вас? — не смягчая суровости в голосе, снова задал вопрос начальник ОГПУ.

Мойше сделал попытку улыбнуться.

— Видите ли… я жестоко извиняюсь, но нашу фирму, как бы это вам сказать… не очень чтобы интересует, где клиенты берут свой товар.

— Зато это интересует нашу фирму. Кто вам принес это пальто?

Мойше страдальчески искривил лицо, словно готовясь заплакать.

— Вам это очень важно, да? — крутнул он бороду и снизил голос до шепота. — Но ведь он меня убьет.

— Ухлай?

Мойше вместо ответа сложил узловатые руки на груди и, подкатив глаза под лоб, выразительно вздохнул.

— Где он сейчас?

Мойше пожал плечами:

— Может быть, вы считаете, что он оставил мне свою визитную карточку? Об этом вам лучше узнать на Бешоромбаше или у Кривого Гургена в его подвале. Но прежде, я полагаю, вам, конечно, нужно получить обратно свои деньги, да? — с этими словами торговец, вздыхая и что–то бормоча себе под нос, направился к кассе, железному ящику, вделанному в стол. Но Степан остановил его.

— Дайте мне на эти деньги что–нибудь вон из той кучи.

Хоть и не положено маклаку удивляться, но на сей раз и он удивился.

— Помилуй бог! — вытаращил он глаза, — вы вместо пальта хотите взять для своего отца вот это? Чтоб я закурил в субботу, если я что–нибудь понимаю…

— Не «вместо», а «вместе», — поправил торговца Степан и направился к лежащему у стены вороху всевозможного старья. Выбрав из него мужские обноски, замотал в мешковину и понес к выходу.

— Однако, вы понимаете, я вам ничего не говорил, — семенил рядом с ним и тревожно заглядывал в глаза владелец магазина, благодаря в душе бога за то, что на сей раз отделался сравнительно легко.

— Я вам тоже, — обернулся на пороге начальник ОГПУ, приставляя палец к губам. — И чтоб ни одна душа не знала, о чем мы с вами тут толковали.

— Ох ун вей мир! — поднял руки к потолку Мойше. — Об этом вы могли и не говорить мне.

Из магазина старьевщика Степан отправился в милицию. В ответ на вопрос Кувалина, зачем он пожаловал к ним, Степан сообщил о появлении Ухлая и попросил пока его не трогать.

— Даже если он раздел этого самого нэпмана? — удивился Марк Тимофеевич.

— Даже, — Степан многозначительно притронулся к руке собеседника. — Кстати, он его и раздел.

— Откуда у тебя эти сведения?

— Вот отсюда, — Степан развернул мешковину, вынул из нее пальто. — Можешь вернуть владельцу. Но о грабителе никому ни слова. Понимаешь, Марк Тимофеевич, есть все основания предполагать, что он связан с заговорщиками и что отсутствовал он так долго в Моздоке по их заданию. Нужно пог пытаться через него нащупать это осиное гнездо.

— Хорошо, Степан Андреевич, я его теперь и пальцем не трону, — пообещал начальник милиции. — А как с бандитами?

— Только что вернулся с задания Трембач со своим отрядом. Как мы и предполагали, на хуторе Федюкина нет.

— А Ольга?

— Ольги тоже нет. Работник Тимоша Хестанова говорит, что она отослала своих людей Федюкину, а сама с Микалом и Ефимом Недомерком села на тачанку и укатила в неизвестном направлении. Вот подзаживет немного калган, — Степан притронулся к повязке на своей голове, — и мы с тобой, Марк Тимофеич, опять двинем в буруны.

— Я хоть сейчас, — пожал на прощанье руку начальнику ОГПУ начальник милиции.

Вернувшись в отделение, Степан вызвал к себе Михаила Картюхова. Тот в новенькой, по росту подогнанной гимнастерке с портупеей через плечо и диагоналевых синих галифе вошел в кабинет и по–кавалерийски лихо щелкнул каблуками настоящих яловых саног, жалея при этом, что на них нет шпор.

— А ну, повернись, сынку! — на манер Тараса Бульбы проговорил начальнику ОГПУ, поворачивая своего подчиненного вокруг оси. — Вот теперь ты настоящий чекист. Сапоги не жмут?

— Немного, — сознался младший оперуполномоченный.

— Это плохо, — посочувствовал начальник. — Можно мозоли натереть. Снимай–ка их и надень вот эти, — показал он на пару изношенных до десятых дыр башмаков неопределенного размера.

— Да вы что? — испугался Мишка. — Для чего мне переобуваться в эти рваные колеса?

— Для дела, — без тени улыбки на лице ответил начальник и ткнул пальцем в угол кабинета с лежащим в нем ворохом обносков. — Штаны тоже переодень и пиджак с кепкой.

У Мишки на глазах вскипели злые слезы. Его короткий, как бы стесанный к горлу подбородок задрожал от обиды.