Террор во имя веры: религия и политическое насилие - [82]

Как считает А. Малашенко, «именно с получившей известность под именем ваххабизма салафийей связана политизация ислама на Северном Кавказе, превращение ислама в орудие политической борьбы. Именно в связи с активностью салафитов возник вопрос о том, насколько исламский фактор является дестабилизирующим, насколько он влияет на безопасность в регионе и вокруг него. Наконец, именно с действиями сторонников салафийи связана проблема интернационализации конфликта в Чечне, международного терроризма»[302].

Следует здесь особо заметить, что события в Чечне не вызвали в исламском мире определенной солидарной позиции, особенно в среде истеблишмента. В большинстве случаев внешняя реакция мусульманских стран ограничивалась призывами остановить кровопролитие и применение силы, решать конфликт мирными средствами. Так, на саммите Организации Исламская конференция в декабре 1995 г. была отвергнута просьба лидера сепаратистов Джохара Дудаева о приеме Чечни в члены ОИК, а генеральный секретарь этой организации Х. Аль-Габид заявлял, что «каждая мусульманская страна может принять меры против Москвы в индивидуальном порядке»[303].

Показательна в этом отношении позиция Саудовской Аравии, демонстрировавшей взвешенную позицию по отношению к событиям в Чечне (в частности, стало очевидным, что надежды «Чеченской Республики Ичкерия» на официальную международную легализацию в арабском регионе не оправдались), хотя общественное мнение в ваххабитском королевстве явно склонялось на сторону сепаратистов. Многие богословы открыто характеризовали войну в Чечне как «джихад мусульман», а известная саудовская общественно-религиозная газета «Аль-Муслимун» регулярно печатала статьи под названиями типа «Чечня… крестовый поход продолжается!»[304]. Естественно, что позиция, занятая правящими элитами в мусульманских странах по отношению к чеченским событиям в глазах исламистской оппозиции служила дополнительным свидетельством их «неисламского характера».

Идеологами джихадизма как в регионе, так и за его пределами события в Чечне рассматривались в контексте глобальной борьбы мусульман против «неверных». Поэтому участию добровольцев из-за рубежа придавалось большое значение. Как заявлял Усама бен Ладен после штурма Грозного чеченскими боевиками в августе 1996 г., обращаясь к американцам, «сыны земли Двух священных мечетей отправлялись сражаться против русских в Афганистан, сербов в Боснию и Герцеговину, а сегодня они сражаются в Чечне и, с Божьей помощью, они одержали победу над вашим [США. – Авт.] партнером – над русскими»[305].

В числе иностранных моджахедов, прибывших в Чечню для борьбы против российских войск, оказалось немало ваххабитов (Хаттаб, шейх Фатхи, Абу-Дарр, Абдул-Ваххаб и др.), которые немало способствовали распространению этой версии ислама среди чеченских сепаратистов. Так, саудовец[306] амир аль-Хаттаб, ставший, по выражению одного из западных авторов, воплощением новой волны глобальных «неоджихадистов»[307], создал военно-учебную базу «Кавказ» близ Сержень-Юрта на юго-востоке Чечни, где боевиков из северокавказских джамаатов наряду с военно-диверсионным делом активно индоктринировали в духе ваххабизма и джихадизма. По выражению одного из ваххабитов, посещавшего лагерь Хаттаба, обучавшиеся там «были настоящими моджахедами, воинами ислама. В его лагерях они получали то, чего были лишены в светской жизни: общую цель, чувство общины и дух мужского товарищества»[308]. По имеющимся данным, Хаттаб принадлежал к числу «арабских афганцев», проходил в свое время подготовку в учебном лагере в Пакистане, руководимом шейхом Абдаллой Аззамом[309], а также воевал добровольцем в Нагорном Карабахе, Таджикистане и Боснии.

Естественно, события на Северном Кавказе не могли не привлечь внимание международных экстремистских сетей, в том числе «Аль-Каиды». Известно, что в 1996–1997 гг. на Северном Кавказе находился один из ближайших соратников Усамы бен Ладена египтянин Айман аз-Завахири, который был даже арестован в конце 1996 г. в Дагестане российскими пограничниками. Но впоследствии, будучи не идентифицированным, один из лидеров «Аль-Каиды», использовавший другое имя и фамилию, был отпущен на свободу и выдворен из России.

Несмотря на то что внешние влияния сыграли огромную роль в радикализации сепаратистских и оппозиционных настроений на российском Северном Кавказе, способствуя усилению этнонациональной мотивации мотивацией религиозной, нельзя не признать, что тому в значительной степени способствовали прежде всего внутрироссийские, региональные и локальные реалии.

Заметим, что сепаратистами проводилась исламизация де-факто независимой после окончания «первой чеченской войны» Чечни. В феврале 1999 г. глава сепаратистского режима Аслан Масхадов подписал указ «О введении полного шариатского правления на территории Чеченской Республики Ичкерия», согласно которому все сферы государственного устройства Ичкерии должны были быть приведены в соответствие с нормами шариата. Через несколько дней после этого Масхадов подписал указ о шариатской конституции.

В период между «первой» и «второй чеченской войной» ваххабиты немало преуспели в попытках взять под контроль как можно больше структур и институтов «Чеченской Республики Ичкерия» (в частности, под их контролем кроме крупных военно-учебных центров оказались командование Шариатской гвардии и Исламского полка особого назначения, часть шариатских судов и местных администраций). Все это не могло не вызвать раздражения у сепаратистского руководства во главе с Президентом ЧРИ Асланом Масхадовым. Противоречия между ичкерийскими сепаратистами и ваххабитами вылились в серию насильственных столкновений в ряде населенных пунктов Чечни, закончившихся временным поражением ваххабитской оппозиции. Тем не менее ваххабиты продолжали сохранять весьма мощное военно-политическое и религиозно-идеологическое влияние в Чечне и соседних субъектах РФ. Националистическое руководство чеченского сепаратистского движения хоть и использовало в своей риторике призывы к освобождению от русского «колониализма» всего Кавказского региона и созданию «конфедерации» северокавказских народов, вдохновляясь историческим примером Имамата времен Шамиля, но было главным образом настроено на создание независимой Чеченской Республики Ичкерия. В отличие от него, ваххабиты не скрывали своих далеко идущих намерений по переносу джихада за пределы Чечни, имея в качестве перспективной задачи создание исламского государства на территории Северного Кавказа. По мнению А. Малашенко, для большей части лидеров чеченских сепаратистов «апелляция к исламу есть форма выражения этнонационализма, сепаратизма и, наконец, инструмент для реализации таких практических задач, как выход к Каспийскому морю, установление контроля над нефтепроводом, получение большей финансовой поддержки из-за рубежа и т. п. В этом их отличие, например, от афганских талибов, для которых создание исламского государства – главная политическая цель, а радикальный ислам (в их собственной интерпретации) – фактически государственная идеология. Применяя к чеченской верхушке понятия «салафиты» или «ваххабиты», можно с полным основанием добавить к ним приставку «квази-». Декларирующие свою приверженность «истинному исламу» местные политики являются квазисалафитами»