Терракотовые сестры - [52]

Сяо горько усмехнулась:

– Я могу понять фею, она попыталась исправить свои ошибки. Мы же оказались последней деревней, до которой дошел приказ мандарина. Мы видели, как приближается войско, знали, зачем идут. Мужчины готовились к битве, нас с детьми отправляя в леса. Но накануне, когда солдатские костры ярко блестели в ночи за бамбуковой рощей, в селение пришла Лотос. Все спали тревожным сном, а фея заглянула в каждый дом, перемешав годы молодых и старых.

Наутро на воротах стены стояли маленькие дети, сжимавшие не по росту большие копья. Их, охранников, солдаты расстреляли первыми. Они просто выполняли приказ стрелять по детям. Мой муж был там. Так я стала вдовой. Представь, фея, каково это, прятаться в полах одежд твоих постаревших детей, голосящих от страха и жмущихся к тебе, заключенной в тельце малышки. Конный офицер в блестящих доспехах, огромный, когда ты маленькая, тычет пикой в живот твоему младшему сыну и кричит: «Где дети? Куда вы спрятали остальных детей?» А седобородый лысый малыш со старческими пятнами на черепе, ты знаешь, и говорить еще не умеет, плачет в жидкую бороду. Наверное, офицеру он показался слабоумным дедом. Только толпы стариков, льнущих к малочисленным детям, похоже, убедили солдат, что их работа здесь уже выполнена. Потом мы хоронили погибших. Копать пришлось руками, потому что инструменты взрослых не осилили, и не объяснишь…

А Лотос с тех пор никто не видел, говорят, она удалилась к своему озеру плакать. Мы же не растем и не молодеем, даже не умираем, но сил уже больше нет.

И тут девочка кинулась в ноги Мэй, пытаясь поцеловать края одежды:

– Фея на драконе, отыщи нашу Лотос, пусть она снимет заклятие, вернет правду в деревню хуася. Если мы умрем от работы, то кто позаботится о наших старых детях?

Мэй же, пораженная, думала, сколько же нужно сил маленьким детским рукам, чтоб прокормить такую ораву. И нет надежды, что что-то изменится, если никто не растет и не меняется. Застывшая в спирали времени деревня хуася – воплощенное отчаяние. То, что испытываешь, когда снова зажимаешь мотыгу в скрюченных руках, разбив ей только что свой шалаш на краю родового рисового поля. То ведь твоя судьба, которую тебе «выдали» из лучших побуждений.

– Где искать фею? – только и спросила женщина.

– Мы относили рисовые колобки к протоке за бамбуковой рощей, – взбодрилась девочка. – Больше ничего не знаем и проводить не сможем, дети спалят остатки деревни без присмотра. Но ты же – фея, и с тобой дракон…

– Я пойду, потому что не фея. – Синие одежды зашуршали, как ветер в ивах. Мэй направилась к выходу. В дверях старики суетливо расступались, а дети кланялись ей вслед.

Долететь до протоки – три изгиба драконьего тела. Женщина спустилась к чистой воде. Зеленые бамбуковые стволы отражались в тихой заводи. Туман поднимался над водой, хоть уже давно должен был исчезнуть. Вдали угадывались горы, и только цветов дикой розы не хватало, чтоб пейзаж совсем уж совпадал с рисунками на мокром шелке. Казалось, даже Лунь любуется открывшимся видом, уложив свою огромную голову на шершавые лапы. Только шевелящиеся усы убеждали, что он – не часть чарующей картины. Но где искать фею Лотос в этом благолепии?

Мэй задумалась на секунду, а потом бросила в воду рисовый колобок, заботливо припасенный с обеда на ужин. Делать небольшой запас еды – эту привычку Мэй сохранила с детства. И сейчас она оказалась очень кстати.

Рисовый колобок не распался на части, не пошел ко дну, а, подхваченный течением или чем-то иным, споро двинулся вдоль берега. «Фея на драконе» припустила за ним, приподнимая свои длинные одежды. Сначала она то и дело оглядывалась на задремавшего Луня, но скорость у путеводного поплавка оказалась немаленькая. Он то и дело терялся в тумане, отдаляясь к середине речушки, но тут же появлялся снова, подплывая к самому берегу. И в конце концов Мэй решила, что легко найдет стоянку – нужно просто вернуться по берегу. А не найдет там дракона – значит, время ему улетать. Настоящие буддисты зарабатывают себе хорошую карму, не привязываясь ни к чему. «Мне нужна хорошая карма, чтоб выбраться из этого странного мира, – перепрыгивая кочки, думала женщина, – не буду привязываться, буду творить добро и окажусь где-то в более определенном месте. Может быть, даже в нирване». И оставив осторожность, Мэй ускорила шаг.

Ее поводырь петлял еще минут двадцать, поджидая путешественницу, когда она задерживалась, но после отплывал все ближе к середине потока. И вдруг Мэй, к своему удивлению, обнаружила, что русло становится все уже и вода в реке все уменьшается. Только тут женщина догадалась опустить руку в поток. Какой уж там поток, скорее широкий ручей уже. Да, догадка подтвердилась! Рисовый колобок плыл против течения.

Как только эта мысль вспыхнула в сознании Мэй, тут же накрыл резкий порыв ветра с берега, сдернул с ручья туманный покров. И тут же из воды поднялись прекрасные лотосы, один за другим всплывали их белые чаши из глубины, но не застывали на поверхности, а поднимались все выше и выше к небу. Их стебли становились все толще и светлели. И вот уже не водяные лилии, а нефритовые столбы воздвиглись перед искательницей. Галерея из них уходила вдаль и заканчивалась золотистым сиянием.