Терпкость вишни - [67]

— А что ты будешь делать, если вылетишь?

— Еще раз сдам куда-нибудь. Вика, ну посмотри. Правая, она какая-то желтая?

— И ты можешь сейчас думать, какого цвета у тебя икры? — удивилась Мария.

— Предпочитаю думать об этом, а не о своем безнадежном положении.

ДЕНЬ МАТЕРИ [20]

Я купила огромный букет ландышей, баночку меда и, подавляя в себе неприязнь к Медведю, отправилась к маме. Вручила ей цветы и мед.

— Это для… ну, сама знаешь, для кого, своего рода эквивалент трубки мира, — смущенно пробормотала я и с места в карьер перешла к пожеланиям: — Значит, желаю всего самого лучшего, настоящего счастья и…

— Не напрягайся, — остановила меня мама. — Просто обними меня и покрепче прижмись. Этого достаточно.

С минуту мы стояли, покачиваясь в медвежьем объятии. Только сейчас я поняла, как сильно мне этого не хватало все последние месяцы. Ее прикосновения. Заинтересованных карих глаз, которые сейчас были гораздо веселей, чем год назад. Рук, утративших красоту от многолетних хозяйственных занятий. Даже ее молчания.

— У тебя опять старая прическа, — сказала я.

— Читала рассказ?

— Папа дал. Он очень страдает.

А вот надо ли было это говорить?

— Знаю. Но ничем помочь не могу. Предлагать в подобной ситуации дружбу было бы в некотором смысле издевательством. Тем паче что за четверть века нам так и не удалось наладить даже товарищеские отношения.

— Ты могла бы попробовать вернуться, снова его полюбить…

— Дорогая моя, жизнь не складывается так, как хотелось бы сценаристам мыльных опер. Я не вернусь, и это окончательно.

— Ему будет нелегко.

— А кто сказал, что всегда должно быть легко и удобно?

— Он говорит, что ему не хватает тебя.

— Ну так пусть наймет уборщицу, кухарку и садовника. И раз в неделю включает себе телевизор, — отрезала мама, глотнув карамельного пива. — Вишня, неужели ты не можешь примириться с тем, что я больше не хочу той жизни?

— Я работаю над этим, но… для всех нас это было так неожиданно.

— И подумать только, что, если бы не твой бравурный уход из дому, я до сих пор гнила бы в нашей унылой гостиной.

БУРНЫЙ ПОНЕДЕЛЬНИК

— Что ж, я была права. — Миленка плюхнулась на кухонный стул. — Сегодня мне предложили забрать документы.

— Может, я попробую уладить, — Филипп отважно играл свою роль Специалиста по Трудным Делам.

— Поздно. Я уже забрала их. По крайней мере не будет волнений с летней сессией.

— Чем я могу тебе помочь?

— Прежде всего прекрати кружить по кухне, потому что мне это действует на нервы, — прикрикнула на него Мария.

Филипп тут же сел и принялся общипывать клеенку.

— Милена, что я могу сделать?

— Оставьте вы меня все в покое! — крикнула она. — Особенно ты, Филипп.

— Ты уверена?

— Да, я хочу, чтобы ты наконец ушел! Тоже мне, жалеть он меня будет и оплакивать мою судьбу!

Без единого слова Филипп вышел, шаркая прямо как Чарли Чаплин.

— Терпеть не могу, когда меня жалеют, — попыталась объяснить этот свой взрыв злобы Миленка.

— Знаем. — Травка потрепал ее по плечу. — Ну и что теперь? Может, пойдем вместе прогуляемся или в кино?

— Да нет, — помотала она головой. — Я и кино — две вещи мало совместимые.

МИЛЕНА И КИНО

Во-первых, приобретение билета и после входа в зал первое разочарование: расстояние до экрана. Или слишком маленькое (как правило, там, где экран оказывается огромным, как Планета Смерти), или слишком большое (особенно в кинотеатрах, где экран напоминает размером носовой платок). «Ладно, — думает Миленка, разыскивая свое место, — за опыт нужно платить. Отныне буду записывать, где какой экран».

Когда же она добирается до своего места, оказывается, что:

а) прямо перед ней сидит здоровенный простуженный неандерталец с только что сделанной перманентной завивкой (жаркой африканской, распространенной в американских полицейских фильмах середины семидесятых годов);

б) слева сидят два эксперта, которые смотрели фильм семнадцать раз и теперь пришли в восемнадцатый, чтобы с опережением пересказывать всем вокруг самые интересные фрагменты, а также сообщить, чем он кончится;

в) справа устроилась компания оголодавших подростков, которые весь сеанс будут с хлюпаньем сосать колу, хрустеть попкорном и палочками, а также шуршать пакетами в поисках китайских драже;

г) сзади уселся невротический ударник, который будет сообщать о своем напряжении, ритмично барабаня по спинке кресла Милены и опосредствованно по ее чувствительным почкам;

д) на ее месте сидит человек с гладко выбритым черепом и толстой золотой цепью вместо галстука. Человек, который не любит признаваться, что совершил ошибку. Даже такую ничтожную, как неправильное прочтение номера ряда.

Наконец Миленке удается сесть на свое место и даже отвоевать для себя один подлокотник. Она с тревогой ждет фильма. После получасового блока громогласных реклам наконец-то можно погрузиться в иную реальность. И тут начинается…

Второй ряд: раздражающее хихиканье двух возбужденных гимназисток, которые в первый раз пришли в кино с мальчиком.

Девятнадцатый ряд: кто-то забыл выключить мобильник и терзает весь зал мотивчиком из «Звездных войн».

Восьмой ряд: какая-то женщина жалуется соседям на свою агрессивную мамашу, бездушного шефа и завистливых белых мышек.